Сергей Ермолов - Московские страсти

7

Я стучу. Дверь открывается, и, думаю, я никогда не забуду лица, которое увидел в проеме. Я передумал и перечувствовал все на свете, прежде чем увидеть его. Я чувствую, что мой бешеный пульс понемногу падает.

- Ты чудо, - негромко говорю я и протягиваю букет красных роз.

- Спасибо. Проходи. Я так устала сегодня. У меня был тяжелый день.

- Я помогу тебе расслабиться. С тобой все в порядке?

- Да, я, наверное, просто устала. Хотя совершенно непонятно, как можно устать, сидя несколько часов на одном месте, абсолютно ничего не делая. Чуть чуть переигрываю, да?

- Да, думаю - самую малость.

Под моим взглядом она виновато улыбается.

- Я все испортила, да?

- Есть немного. А тебе это так важно? Я имею в виду мое мнение, - осторожно уточняю я.

- Да, очень важно.

- Не смеши меня.

- Что же тут смешного?

- Ты очень тактична.

- Тактична?

Она стоит, уставившись в окно. Как будто я - нечто настолько несущественное, что и замечать не стоит, разве только по крайней необходимости.

- Вспоминаешь что нибудь забавное?

- Что? Так, ничего особенного. Просто думала.

- Так, может, расскажешь, что стряслось?

- Хотела выйти на улицу. Но дальше двери не получилось.

- Ну, уже кое-что.

- Ага.

- Для начала неплохо.

- Что ты хочешь?

- Вина.

- Мне не трудно приготовить тебе что-нибудь. Скажи только, чего ты хочешь.

- Правда, ничего. Только вино.

- Садись. Я налью. Ты просто ужасен. Ужасен.

- Ты ведь все равно меня любишь? Или нет?

- Конечно, да.

- Я хотел сделать тебе комплимент.

- Тогда - спасибо. Если хочешь, можешь устроиться и поудобнее. Ты, главное, не стесняйся.

- Мне и так удобно.

- Мне нравятся застенчивые.

Наши взгляды встречаются, и в ее глазах мелькает что-то прежнее.

И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:

- Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты злишься на меня?

- Вовсе нет.

- Злишься, злишься. Это хотя бы честно.

- Не будь таким бестолковым.

- Что это должно значить?

- Ничего. Абсолютно ничего.

Я лишь постепенно понимаю, что не все в жизни математика. Но кое-что на свете никогда не меняется.

Наташа сидит за столом, пощипывает подбородок, хмурится. Она замечает:

- Не думаю, что я себе очень нравлюсь в данный момент.

- И мне ты не нравишься, и я сам себе не нравлюсь. Но нам обоим все это вообще-то по-настоящему не нравится, так зачем же утруждаться нелюбовью к самим себе?

Я смотрю на часы. Я встаю и начинаю ходить взад и вперед, топая ногами, растирая руки и похлопывая себя по телу.

- Ты неисправим!

- Я не то хотел сказать.

- А теперь ты просто ужасен!

- Ну и нечего так злиться из-за этого.

- Да я и не злюсь вовсе. Просто указываю тебе кое на что - для твоей же пользы.

- Не остроумно, дешево и совсем по-детски.

- Обожаю, когда ты притворяешься сердитым.

- Меня это вовсе не удивляет.

- Если ты хоть на миг вообразил себе, что это тебе так вот сойдет. Я не хочу... если ты будешь продолжать на меня злиться.

- Я уже не злюсь.

Правда жизни заключается в том, что с каждым годом каждый из нас уходит все дальше и дальше от той сущности, с которой все мы были рождены внутри себя.

- Что такое? - интересуюсь я. - Чего ты хочешь?

- Ты знаешь.

Я чувствую, как в ее тоне промелькнули едва уловимые жесткие нотки.

Было совершенно ясно: последнее слово остается за ней. Чувство жалости к себе - не лучшее состояние для человека. Я не знал почему, но эта мысль крепко засела у меня в голове.

Я говорю:

- Я не хочу ругаться.

- Мы ничего не можем с собой поделать.

- Что с тобой? Посмотри на себя, с тобой явно что-то творится.

- Спокойно. - Ее взгляд странный. - Ты разнервничался.

- Это все из за тебя. Мне нравится быть рядом с тобой, - произношу я, словно защищаясь. - Разве это так плохо?

- Нет.

- Так в чем же дело?

- Интересно, скольким женщинам ты уже все это говорил.

- Никому. Только тебе. - Что это с ней? Ревность или что то другое? - думаю я.

Мне неприятен ее тон, словно она сомневается во мне. Все внутри болезненно сжимается.

- Ты сегодня не похожа на себя.

- Я просто очень устала. Я не хотела тебя обидеть.

- Давай не будем усложнять ситуацию. Что между нами поменялось?

- Ничего. Между нами ничего не изменилось.

- Бедная моя, - говорю я, крепко прижимаю ее к себе и, чтобы хоть как-то успокоить, начинаю гладить по спине. - Слишком много мыслей в голове?

- Боюсь, что так.

Ее лицо приобретает страдальческое выражение. Я приглаживаю ей волосы и заправляю их за ухо. Потом снова касаюсь ее щеки.