– Я не могу дразнить короля Филиппа! – кричала она на заседании Тайного совета.
Ему, этому холодному испанцу, будет достаточно ареста Марии, чтобы послать к берегам Англии свою Армаду.
Советники как могли успокаивали королеву, говоря, что она не обязана соглашаться на нидерландскую корону. В этом нет никакой необходимости, и решение только за ней. Успокоившись, Елизавета пожалела о своем выплеске и написала Роберту, пытаясь объяснить, чем был вызван столь бурный отклик. «Роб, боюсь, мои прыгающие строчки могут навести тебя на мысль, что я нахожусь под властью летней луны. Но я пишу так, как у меня получается, а ты возьми на себя труд дочитать до конца. Я надеюсь, что, когда это письмо достигнет голландских земель, ты по-прежнему будешь в добром здравии и прочтешь его сам. Что-либо иное было бы для меня немыслимо и невыносимо. Я не представляю, как бы я могла попрощаться с тобой, мои дорогие Глаза. Пусть тебя минует всякая опасность. Пусть Господь убережет тебя от врагов. Я шлю тебе миллион и легион благодарностей за твою стойкость. Всегда твоя, Бесс».
Читая ее письмо, Роберт улыбался, и у него стало тепло на сердце. После семи месяцев словесных бурь они вернулись к прежним отношениям. Облегчение, которое он испытывал, не выражалось словами. Он тревожился за Елизавету и знал, что советники разделяют его тревоги. Потом его мысли перенеслись на приближающийся арест Марии. И эту жуткую женщину – «дочь скандалов», как метко назвала ее Елизавета, – когда-то прочили ему в жены!
Марию Стюарт арестовали в августе, выбрав момент, когда она вместе со своей охраной развлекалась соколиной охотой на пустошах Стаффордшира. Четырнадцать ее сообщников уже были схвачены и брошены в Тауэр.
Вскоре весть об аресте опасных заговорщиков разнеслась по Лондону. Во всех церквях звонили колокола. Народ плясал и веселился, радуясь, что их королева чудесным образом избегла смерти от рук злодеев. Испугавшись пыток, Бабингтон во всем признался. Он сделал целых семь признаний, полностью раскрыв замыслы Марии и своих сообщников, собиравшихся сделать ее английской королевой.
– Ваше величество, вам необходимо созвать парламент, дабы больше не возвращаться к делу Марии Стюарт, – говорил Бёрли, которому не терпелось отправить на эшафот эту змею в человеческом обличье.
– Я подумаю, – лаконично ответила Елизавета.
Она опять тянула время, зная, что парламент проявит редкое единодушие и будет настаивать на суде и смертном приговоре, который ей потом принесут на подпись.
– Ваше величество, вы колеблетесь, – мягко упрекнул Уолсингем. – А вам ни в коем случае нельзя проявлять нерешительность.
– Ваше величество, эта шайка запросто лишила бы вас жизни, – напомнил Бёрли. Сегодня его голос звучал с особой суровостью. – Подданные должны видеть, что вы беспощадны к врагам короны и государства. Это слишком серьезное преступление, чтобы проявлять милосердие. Если даже рядовых заговорщиков приговорят к смерти, в чем я не сомневаюсь, на эшафот должна отправиться и их главная вдохновительница.
– Хорошо, – сдалась Елизавета. Ее начинало мутить. – Я созову парламент.
Бабингтона и его сообщников приговорили к мучительной казни, предусмотренной для государственных изменников. Их ждали невообразимые страдания. Связанных, их погрузят на телеги и повезут к месту казни, чтобы своими погаными ногами не топтали землю. Там приговоренных повесят особым образом, чтобы петля еще какое-то время позволяла им дышать. И только когда они начнут терять сознание, веревки обрежут и палачи возьмутся за свое зловещее ремесло. Приговоренных ждет кастрация. Им вспорют животы и будут вырывать оттуда кишки и прочие внутренности, сжигая на глазах у умирающих. И только когда в приговоренных почти не останется жизни, им отрубят голову, после чего четвертуют. Головы и куски тел насадят на пики и выставят в людных местах, дабы все видели, какая участь ждет заговорщиков.
– Они замышляли меня убить! – кричала Елизавета.
Ее трясло от ужаса при мысли, что ее могли заколоть кинжалом или отравить. Ее, королеву! Худшего злодеяния невозможно вообразить.
– Достаточным ли для них будет такое наказание? Я слышала, что палач обычно дожидается смерти приговоренных и лишь потом берется за меч. Уильям, я хочу сделать казнь этих злодеев суровым примером для всех. Просто повесить их, разорвать надвое или четвертовать – этого мало.
Бёрли очень сомневался, что Елизавета когда-либо своими глазами видела упомянутые ею казни.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу