Элисон Уэйр - Брачная игра

– Увы, мой верный Кристофер. – Елизавета вяло улыбнулась. – Мужчины остались в прошлом.

Впрочем, она и здесь слукавила. Всякий раз, когда приходило письмо от Роберта, Елизавета оживала. Она невыносимо скучала по нему и очень жалела о тогдашней ссоре. Ну и что, если он женился? Та женщина никогда более не появится при дворе. Он был прав: в их отношениях ничего не изменилось. Роберт по-прежнему будет рядом с ней; столько, сколько она захочет и пока ей этого хочется. Да пропади пропадом та, другая, чье имя Елизавета не желала произносить даже в мыслях.

Позвав Хаттона, она велела своему воздыхателю:

– Напиши лорду Лестеру, что его отсутствие слишком затянулось. Я желаю, чтобы он строго выполнял врачебные предписания. Но если бакстонские воды ему не помогают, в будущем я не позволю ему обременять себя и меня столь длительным отсутствием.

Это послужит Роберту напоминанием, кто здесь хозяйка и чего она ждет от него. На первом месте у него должны стоять желания королевы, а не прихоти жены. И еще пусть твердо запомнит: с ней, его королевой, он должен вести себя так, словно ничего не изменилось. Тогда она, быть может, позволит оставаться у нее в фаворитах, как прежде. Елизавета сомневалась, что боль от его предательства со временем утихнет, но такое поведение казалось ей приемлемым. Не исключено, что когда-нибудь она и простит Роберта. А пока наполнит его жизнь трудностями и заставит не раз пожалеть о своей дурацкой скороспелой женитьбе.

Дурное настроение не отпускало Елизавету. Все лето она брюзжала и огрызалась на своих советников, срывалась на безгласных служанок, раздавая тумаки и пощечины. Причина такого поведения королевы не была секретом ни для кого, и это злило ее еще сильнее. Ведь она привыкла, чтобы окружающие восхищались ее самообладанием. Роберт вернулся ко двору и буквально попал в плен. Беременность Летиции протекала тяжело. Ему хотелось поддержать жену, но уехать без разрешения он не мог, а получить разрешение было попросту невозможно. Роберту приходилось изворачиваться и действовать с крайней осторожностью. Он решил в присутствии Елизаветы никогда не упоминать о своем браке, но преодолеть возникшую стену отчуждения не мог. Исчезла их прежняя дружеская доверительность. Они редко шутили, а их переписка теперь ограничивалась лишь официальными темами. Елизавета срывалась из-за пустяков, отчитывая Роберта с особой язвительностью, и даже самые невинные его просьбы встречала в штыки.

Состояние королевы усугублялось сильной зубной болью. То была плата за чрезмерное поедание сластей. Щеку Елизаветы раздуло. На заседаниях она сидела с красным лицом, раскачиваясь от боли, которую пыталась унять сушеными цветками гвоздики и тряпками, смоченными в горячей воде, которые прикладывала к вспухшей щеке. Зачастую Елизавета вообще не являлась на заседания, и тогда государственные дела Англии останавливались.

Советники понимали, что ей тяжело, и старались говорить как можно осторожнее, тщательно подбирая слова. Но существовали вопросы, требовавшие незамедлительного решения.

– Ваше величество, что касается вашего брака с герцогом… – начал было Уолсингем.

– Не сейчас! – оборвала его Елизавета.

– Тогда, быть может, вам будет угодно обсудить строительство нашего военного флота? – предложил Бёрли. – Флот короля Филиппа растет день ото дня.

– Брак – вопрос более важный, – настаивал Уолсингем. – Пройдут годы, прежде чем Испанская армада поднимет паруса.

– Ты слышал, что я сказала?

Порывисто нагнувшись, Елизавета сняла остроносую туфлю и запустила ею в Уолсингема.

– Мур, ты становишься несносным. За твою настырность я прикажу тебя повесить!

Уолсингем сумел пригнуться, и туфля пролетела мимо. Выпрямившись, он невозмутимо посмотрел на королеву:

– В таком случае, ваше величество, я прошу, чтобы меня судили в Мидлсексе. Тамошние судьи известны своей снисходительностью.

Даже пронзительная зубная боль не помешала Елизавете улыбнуться.

Но зуб ее выматывал. Промежутки, когда он утихал, становились все короче. Ночами Елизавета почти не спала. Как-то вечером спешно вызванный к ней для обсуждения угрозы со стороны Нидерландов Роберт застал ее стонущей от невыносимой боли. Как в прежние времена, он встал на колени и принялся утешать свою несчастную королеву, массируя ее безобразно распухшую щеку. Он сам подавал ей цветки гвоздики и смачивал горячей водой тряпки для компрессов.