Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

— Вот тебе задачка на сообразительность, — задал он. — Имеется сорокалетний человек. Умственный труд, семья, общее недовольство жизнью. Курит, выпивает. Иногда пульс вдруг скачет до ста пятнадцати. Прокалывающие боли в сердце. Ночью иногда просыпается в ужасе от остановки дыхания — «горло перекрывает». Тогда пульс порой замедляется до сорока — сорока восьми. Можешь поставить диагноз, или зря я тебя два года с собой вожу?.

Гриша закинул ногу на ногу и принял ученый вид.

— Вообще я не кардиолог или невропатолог, — протянул он. — Нужна кардиограмма и анализы.

— В пределах нормы.

— Общее самочувствие?

— Так себе. Периоды депрессии. Приступы возбудимости.

Гриша посоображал.

— Невроз, — сказал он. — Наверняка начальная стадия гипертонии.

— Это в его возрасте у каждого второго горожанина, — усмехнулся Звягин. — Конкретнее.

— Тахикардия. Брадикардия, — пробормотал Гриша. Натужился и выдал: — Синдром «проклятия Ундины».

— Браво, первая валторна, — удивился Звягин.

— Мнителен?

— Мнителен. Тревожен. Боится рака.

— Ипохондрик он. Неврастеник, — объявил ободренный Гриша. — Я бы рискнул определить предынфарктное состояние.

— Прогноз?

— А что прогноз? — поскреб в буйной шевелюре Гриша. — Может себе благополучно доскрипеть до семидесяти… А может утром не проснуться.

— Ты у меня молодец, — похлопал его по колену Звягин. — Когда наконец диплом получишь, студент?

— Через год, — обиделся Гриша.

— Сколько твой год уже тянется?.. Да. Ну, а лечение?

— Лечение… Кто мне говорил, что нынешние болезни лекарствами не лечатся, — не вы ли? Надо менять стереотип — образ жизни у него губительный, насколько я понимаю. Недовольство жизнью — вот как его болезнь называется. Ему бы поработать грузчиком на Колыме, влюбиться в кинозвезду, пройти на плоту по горной реке — Все хвори как рукой снимает.

— Ценю оптимизм, — кивнул Звягин. — А его семья?

Гриша крякнул. Галочка выпалила:

— Много радости доставляет семье его кислая физиономия! Он жене, небось, все печенки выел. И дети издерганными растут. Знаю я таких…

— А если они его вообще в последний путь проводят? — добавил Гриша солидарно.

— Ребята, — сказал Звягин, — внутренний голос мне подсказывает, что всегда, когда у нас налаживалась серьезная беседа, нас немедленно усылали на вызов. С кем поспорить, что в течение десяти минут поедем?

— Только не со мной, — ответил Гриша.

Через пять минут они катили в Девяткино — «попал под поезд».

— Ты отчаянно интеллигентный фельдшер, Григорий, — сказал Звягин.

— Стараемся… — донеслось из салона.

Жена с дочкой приехали в понедельник «Красной стрелой». Вокзал бурлил, солнце просвечивало Лиговку, капли блестели на тюльпанах и гвоздиках лоточниц, очередь на такси переминалась и двигала чемоданы.

— Как Москва?

— Большая и шумная, — дочка повела плечиком пренебрежительно, верная патриотизму ленинградки. — Везде толпы…

— Давно ли ты росла по гарнизонам, — подивился Звягин.

После завтрака, накрытого на белой скатерти, с веткой вербы в тонкой синей вазе, жена испытующе посмотрела на Звягина и засмеялась.

— Куда ты без нас ходил?

— На Петропавловку, например.

— Был в соборе?

— Не совсем. Там рядом отличные шашлыки.

— И с кем ты их ел?

— Хм. С одним знакомым.

— Разумеется, это твой новый знакомый?

Звягин кашлянул и рассказал все.

— Как мне надоели твои душеспасительные мероприятия, — взялась за виски жена.

— Тебе? Это мне они надоели, — проворчал Звягин. — Я виноват, что ко мне прохожие липнут?

— Почему к другим не липнут?

— У папы располагающая внешность, — объяснила дочка.

— Леня, — сказала жена. — А ведь дело не в том, что тебе его жалко. И даже не в том, что тебе энергию девать некуда. А в том, что тебе нравится вершить чужие судьбы. Ты иногда играешь живыми людьми, как марионетками!

— Оставь в покое бедного тюфяка, — поддакнула дочка.

— Устами младенцев глаголет безответственность, — сощурился Звягин. — Плюнуть на него легче легкого. А через месяц ребята с пятнадцатой станции пусть его откачивают после инфаркта, так?

— Откачивать после инфаркта будут меня, — сказала жена.

— Я пошла гулять, — поспешно заявила дочка. — Миритесь сами, вы вполне взрослые.

Половину ночи Звягин провел на кухне. Чистая страница блокнота украсилась единственной строчкой:

«Заповедь первая. Выговаривайся».

Не думалось.