Дэвид Лодж - Райские новости

Изнуренная долгим рассказом, Урсула закрыла глаза.

— Разумеется, дело было не только в горячей воде, правда, Урсула? — осторожно подсказал Бернард. — Было и другое, что отрезало тебя от дома. Другие обиды. Как та, о которой ты рассказала мне вчера — про тебя, папу и дядю Шона, когда вы были детьми.

Урсула кивнула.

— Мы гадали… кстати, я рассказал об этом Тессе, надеюсь, ты не против…

Урсула покачала головой.

— Мы гадали, собираешься ли ты завтра поднимать этот вопрос в разговоре с папой.

Урсула открыла глаза.

— Ты считаешь, что не надо?

— Я считаю, что ты имеешь полное право. Но не слишком нападай на него.

— Он старый человек, тетя Урсула, — пояснила Тесса, — и все это случилось так давно.

— Для меня все это было словно вчера, — сказала Урсула. — Я до сих пор ощущаю запахи того старого сарая позади нашего дома: скипидар, деготь и кошачья моча. Это возвращается все время, как воспоминание о дурном сне. И Шон улыбается мне, но только одними губами, не глазами. Понимаете, я не могу простить Шона, потому что не могу поговорить с ним об этом, как не могу попросить у Моники прощения за то, что израсходовала воду. Я слишком затянула. Они оба мертвы. Но мне кажется, если я смогу поговорить с Джеком, если я смогу рассказать ему, как много горя то лето в Корке причинило мне в дальнейшей жизни, и почувствую, что он понимает и принимает на себя часть ответственности, тогда я освобожусь от этого воспоминания раз и навсегда. И смогу умереть в мире.

Неохотно соглашаясь, Тесса молча похлопала Урсулу по исхудалой руке.

— Разумеется, всегда остается возможность, что он совсем забыл об этом, вытеснил из памяти, — сказал Бернард.

— Не думаю, — возразила Урсула.

И, припомнив, с какой неохотой все это время отец воспринимал мысль о воссоединении с Урсулой, Бернард подумал, что она права.

— И еще одно, — попросила Урсула, когда они собирались уходить. — Мне, наверное, следует получить последнее причастие.

— Хорошая мысль, — сказала Тесса. — Только мы больше так не говорим. И соборованием тоже не называем. Это называется елеопомазанием больного.

— Ну, как бы это ни называлось, мне кажется, я могла бы это получить, — сухо произнесла Урсула.

— Я поговорю с отцом Люком в Святом Иосифе, — пообещал Бернард. — Уверен, он с радостью сюда приедет.

— Может, сделаем это завтра днем, в больнице, — предложила Тесса. — Когда мы все соберемся вместе как семья.

— С удовольствием, — согласилась Урсула. Поэтому Бернард тут же позвонил в кабинет священника в Св. Иосифе и обо всем договорился.

— Боже мой, Бернард, — сказала Тесса, когда они вышли из Макаи-мэнор, — она выглядит ужасно. Кожа да кости.

— Да. Просто я уже привык. Но это страшная болезнь.

— О жизнь, жизнь! — Тесса покачала головой. — Что до всех этих умственных и физических страданий… — она не договорила. — Мне нужно искупаться, — неожиданно изменила она тему разговора, расправляя плечи и поднимая лицо к солнцу. — Мне нужно искупаться в океане.

Они вернулись на квартиру, чтобы надеть купальные костюмы, а потом Бернард повез Тессу в парк Капиолани-Бич. Пока они раздевались, он рассказал ей историю о потерянном и найденном ключе. Бедра у Тессы были тяжеловаты, и выглядела она в простом черном купальнике нескладной, но пловчихой оказалась сильной и грациозной, и ему пришлось постараться, чтобы не отстать от сестры, устремившейся в открытое море. Когда они отплыли от берега ярдов на сто, Тесса перевернулась на спину и с наслаждением забила ногами.

— До смешного теплая вода, — выкрикнула она, когда он подплыл к ней, пыхтя и отдуваясь. — Можно провести в воде целый день и не замерзнуть.

— Не то что в Гастингсе, а? — заметил Бернард. — Помнишь, как у тебя синели пальцы?

— А ты всегда стучал зубами, — засмеялась она. — В буквальном смысле слова. Ни до того, ни после я такого не слышала.

— И какое это было мучение — ходить босиком по той гальке.

— А снять мокрые трусы и натянуть штанишки, обернувшись крохотным полотенчиком и удерживаясь при этом на одной ноге на груде разъезжающегося галечника…

Он уже давно не чувствовал себя с Тессой так свободно. Слово «штанишки», когда-то обыденное и несколько сомнительное, похоже, привело его в состояние игривого и бездумного счастья, которое у него ассоциировалось с детством, хотя на самом деле он не помнил, чтобы Тесса когда-нибудь произносила при нем это слово. Лежа на песке и обсыхая после купания, он сказал ей об этом.