Борис Васильев - Глухомань

Искомая квартира оказалась, конечно же, на пятом этаже. Взобравшись, я остановился у двери, чтобы малость улеглось обрадованное восхождением дыхание. Но долго торчать тут мне не хотелось, и я позвонил.

Мне открыла молодая женщина в мужском халате. А дыхание мое, как тут же выяснилось, еще было далековато до нормы. Она молча уставилась на меня, а я выдохнул:

— Херсон…

— Что?..

— Херсон… Тут…

— Виталик!.. — заорала вдруг она, вероятно, уловив некое знакомое слово в моих судорожных выдохах.

За ее спиной вырос некто, столь же похожий на моего заместителя, как я — на Илью Муромца. И рыкнул:

— Что ему надо?

— Он тебя отматюгал!

— Что?!. — взревел Виталик. — Ах ты, коз-зел!..

Когда вы слышите слово «козел», произнесенное пропитым баритоном да еще через два "з", уносите ноги. Я успел захлопнуть дверь перед носом Виталика и скатиться на первый этаж со скоростью, в сотни раз превышающей первоначальный подъем. Вылетев из подъезда, я домчался до машины и, открыв дверь, заорал:

— Гони!..

Не задавая вопросов, Вадик сорвался с места с ревом, который можно услышать только в кино фильмах о гангстерах. Квартала три мы пронеслись на скорости, в два раза превышающей хорошую, и Вадик остановился столь же внезапно, сколь и трогался с места.

— Заправиться надо.

— Держи деньги.

— У меня талоны, — объяснил он, вылезая. — Вы пока перекусите. Кафе — напротив.

— А ты?

— У меня бутерброды с собой. И фанта.

Ушастик мой укатил, а я пошел в кафе. Чистенько, аккуратненько, сиденья красной пластмассы, а столешницы — салатовой. Уют и покой, как в советские времена, и даже цены не заставляют судорожно пересчитывать наличность. Заказал пельмени, жду, когда приготовят, как вдруг за мой стол усаживается некто. И — с укором:

— Старых приятелей уж и узнавать перестал?

Глянул — канцелярский завмаг Тарасов. Муж грешной Ляли. Этого еще не хватало. Вследствие этого первого впечатления разговор начинался вяло, через пень-колоду, как говорится, и если бы запасливый Тарасов не прибег к общерусскому способу развязывания языков лучше дыбы и кнутобойства, то так бы, вероятно, и разошлись. Но тут нам принесли еду, и он попросил у официанта минералку и два стакана. А когда тот доставил, с оглядкой полез в боковой карман, из которого с великой ловкостью и наполнил наши пластмассовые стаканы чем-то не совсем минеральным.

— Добавь водички по вкусу, — сказал он. — Это — спирт. И чокаться не будем. Рад встрече. Будем.

Были раза три, после чего я в качестве анекдота рассказал, как меня встретили в квартире на пятом этаже.

— Херсон? — удивился он. — Знаю, в школе вместе учились. А потом он после седьмого класса ушел на курсы счетоводов.

— Потом, что ли, институт кончил?

— Никакого института он сроду не кончал, — сказал Тарасов. — Он на москвичке женился и там разворачивался. Это он умеет. В смысле разворачиваться. Там-то его и накрыли за какие-то комбинации. Но то ли супруга его кому-то на лапу пачку сотенных положила, то ли адвокат хороший попался, а только выскользнул он из прокурорских объятий. Уж что-что, а ужЕное в нем имеется. Говоришь, у тебя заме-стителем?

— Заместителем, — сказал я, с трудом соображая, как могли в главке утвердить находившегося под следствием бывшего счетовода.

Вот с этими полухмельными соображениями я в Глухомань и вернулся. Ехал и думал, как я все выложу в лицо Херсону, как он будет выворачиваться («Ужиное в нем имеется», — сказал Тарасов) и как я с торжеством прижму его фактами.

А проспавшись, понял, что ничего этого я делать не буду. Это вопрос «компетентных органов», а помогать им — уж извините. Работает Херсон хорошо, отношения у нас нормальные — ну, и какого рожна мне еще нужно? Диплома у него нет? Диплом ума не прибавляет, а уж уменья работать — тем более.

Вечером раздался звонок неожиданный. Звонил сам Спартак Первый — точнее, бывший первый, потому что уже вышло постановление о роспуске территориальных партийных организаций. Поздравил меня с победой демо-кратии, сказал пару банальностей, а потом вдруг поведал, что Альберт Ким первым в нашем районе организовал акционерное общество парникового хозяйства, получил все разрешения и — развернулся вовсю. Помню, я очень за Кима порадовался, а Спартак сказал:

— Вот тебе и первый миллионер в районе. Ну, и за что боролись, как говорится?

И как-то очень нехорошо засмеялся.

У меня так получилось с работой, что после этого почему-то очень неприятного для меня звонка мы с Танечкой смогли выбраться к Кимам только через неделю. Я прихватил оставшуюся от встречи с афганцами бутылку коньяка, Танечка — коробку конфет, и мы потопали.