Борис Васильев - Аты-баты

По залитому асфальтом полковому плацу, расчерченному белыми линиями для строевой подготовки, шла рота. Солдаты, в выходных тужурках и парадных фуражках, гулко топали надраенными до блеска ботинками и, старательно держа равнение, косили глазами на двух старших офицеров, которые стояли посередине плаца: могучего полковника и майора, казавшегося щуплым рядом с рослой фигурой командира полка.

— Рота, смирр-но!.. — пропел усатый прапорщик, шагавший впереди. — Равнение напра-во!

Полковник и майор подняли руки к козырькам. Пропуская роту, полковник, чья тужурка была украшена несколькими рядами муаровых планок, спросил:

— Что, комбат, жалко лучшего ротного отпускать?

— Ничего не поделаешь, товарищ гвардии полковник, — слегка вздохнул майор. — Как говорят французы, такова се-ля ви.

Полковник хохотнул:

— По-французски ты лихо навострился, майор, но смотри и соображай по-русски. Если при новом командире первая рота снизит показатели хоть по одному виду, я тебе такую «се ля ви» устрою, сразу про все свои рыбалки забудешь.

— Понятно, товарищ гвардии полковник, — уже совсем невесело вздохнул майор и посмотрел в сторону казармы.

От казармы к старшим офицерам бежали два молодых командира среднего звена: худощавый смуглый капитан с белесыми, выгоревшими на солнце ресницами и коренастый старший лейтенант с обветренным лицом.

Подбежав, офицеры перешли на строевой шаг и, остановившись на уставном расстоянии, замерли, дружно вскинув ладони к головньм уборам.

— Товарищ гвардии полковник, — с привычной четкостью докладывал капитан, — представляюсь по случаю сдачи первой роты второго батальона вверенного вам полка.

— Товарищ гвардии полковник, — подхватил рапорт другой офицер, — старший лейтенант Алексеев роту принял. Все в порядке.

— А я и не сомневался, что все будет в порядке, — полковник пожал руки офицерам, для чего ему пришлось слегка наклониться. — Ничего иного от первой роты и не ждал. Иди, майор, представляй нового командира.

Майор и старший лейтенант побежали к роте, а полковник, дружески взяв под руку капитана, пошел вместе с ним к штабу полка.

— Завидую я тебе, капитан, — говорил он на ходу. — Вот говорят, отрицательные эмоции вредны, а все равно завидую. Молодости твоей завидую. Что в Москву едешь. В академию. И что все у тебя впереди, а у меня, увы, все — в прошлом. — Он усмехнулся. — Помню, когда в академии учился, так начальник курса казался нам старым, а было-то ему ровно столько, сколько мне сейчас: сорок шесть лет, понятно — нет?

— Все относительно, товарищ полковник, — рассудительно заметил капитан. — В прошлом веке и в тридцать стариками числили. Полковнику Болконскому тридцать было.

— Так точно, — согласился полковник. — Только вот беда, капитан: для человека важно не сколько ему лет, а на сколько он чувствует себя, но для управления кадров — все как раз наоборот.

Они подошли к штабу.

— Мы ждем вас вечером, товарищ полковник, — прощаясь, сказал капитан. — Пожалуйста. Проводы — святое дело. И Веру Семеновну, естественно, тоже. Очень прошу, товарищ полковник.

— Благодарю, капитан, — сказал командир полка. — Я загляну непременно, а Вера Семеновна, к сожалению, не сможет. Внука нам подсунули. Такой архаровец, на минуту оставить нельзя. Понятно — нет?..

Худой и весьма пожилой человек стоял возле кассы продовольственного магазина военного городка. Старомодные очки его запотели, и, поскольку в одной руке была авоська с покупками, он никак не мог протереть стекла и беспомощно топтался у кассы, пытаясь на ощупь выбрать мелочь из кошелька.

Магазин в этот час был пуст, поэтому для молоденькой продавщицы и солидной кассирши происшествие с беспомощным покупателем было маленьким развлечением. Некоторое время они переглядывались, улыбаясь друг другу, пока, наконец, кассирша, сжалившись над стариком, не сказала со вздохом:

— Давайте ваш кошелек, папаша. Не бойтесь, не обсчитаю.

Старик охотно отдал кошелек. Кассирша, пощелкав клавишами аппарата, выбросила полоску чеков.

— Спасибо, доченька, — улыбаясь, покивал старик. — Дай Бог тебе здоровья.

Заметно трясущимися руками он запихал покупки в авоську и, запахнув куртку, перешитую из старой офицерской шинели, вышел из магазина.