Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

«Привет».

Рядом с нами стоит Ян. На нём куртка, которая ему слишком мала и из её коротких рукавов далеко наружу высовываются его запястья. Он бледен, а его глаза воспалены. Он морщит нос, намекая на присутствие Тринси и понимающе улыбается.

«Ты пришёл со своей сестрой?»

Он что-то шепчет мне в ухо, чего я не могу разобрать и пренебрежительно смеётся. Его руки стали большими, под обгрызенными ногтями грязь, и его глаза проницательно смотрят на меня.

«Слышно что-нибудь о доме?», — спрашиваю я.

Я должен оставаться его другом, мы вместе вернёмся назад, в Амстердам.

Ян плюет в ладони и трет их друг о дружку.

«Нет, — говорит он. — Это не имеет значения, я останусь здесь. Мне и здесь хорошо».

У него небольшая тень на потной верхней губе, и в уголках его глаз застыли зёрнышки сна. Склонив голову в сторону Тринси, он подмигивает:

«Определенно лакомый кусочек. Я бы не удержался».

Он толкает меня и перебегает перед оркестром на другую сторону улицы.

Галдёж вокруг нас подавляет меня. Маленькими, шаркающими шагами музыканты проходят мимо; извергаемые ими звуки поднимают облака пыли. Я вижу Мейнта, с красным лицом и выпученными глазами, дующего в свою трубу. Его взгляд прикован к нотам, закреплённым к трубе, и он не видит ничего вокруг.

Звуки музыки застревают у меня в горле, я задавлен шумом толпы и оркестра, и то, и другое плохо действует на меня. После военного оркестра появляется небольшая открытая машина. За рулём сидит солдат, рядом с ним человек в военной форме и фуражке, время от времени поднимающий руку, прикладывая её к фуражке и отдавая честь. Тюльпан вылетает из толпы, падает на капот автомобиля и остаётся там вялым и надломленным среди ярко-зелённых листьев. В следующем автомобиле сидят солдаты, которые высовываются и размахивают руками, у некоторых в руках букеты цветов. Я пытаюсь заметить среди всех этих лиц что-то особенное, но парад заканчивается через несколько секунд.

Вслед за машиной люди направляются опять в сторону церкви.

Я оглядываюсь, но Тринси исчезла. Сзади две руки обвивают мою шею.

«Но если твои отец и мать приедут забирать тебя, то я поеду с тобой», — говорит Ян и тянет меня назад.

«Не действуй в одиночку! Обязательно мне сообщи, ведь мы же друзья!»

Он по-дружески толкает меня в плечо так, что я падаю у садовой изгороди. Оркестр стоит на улице перед церковью и играет торжественную мелодию, которой нерешительно подпевают; за головами людей я вижу крышу армейской машины. Я направляюсь в сторону Хейта и Мем, стоящих среди деревенских жителей. Хейт поёт. Мем, в своей воскресной одежде выглядит очень внушительно, в её широкой, чёрной тени Хейт почти незаметен. Она слушает с воздетым к небу подбородком и выглядит мягко и беспомощно, словно вот-вот чихнёт. Время от времени она проводит платочком по глазам, неуклюже и нервно. Хейт выглядит как её ребёнок, он улыбается, стоя рядом с ней и его губы двигаются в такт словам песни.

Когда песня заканчивается, заводится мотор и машина с людьми в форме уезжает. Человек в фуражке остаётся: он идёт к маленькому входу в церковь и сияющие яркие полосы на его форменном мундире выглядят преисполненными гордостью. В отполированных до блеска ботинках, подходит он к двери в церковь и остается там стоять по стойке смирно. В то время как машина осторожно маневрирует в толпе, я пытаюсь быстрее протиснуться поближе к ней. Этот солдат, что схватился руками за поручень, случайно не Волт? Он осматривается в поисках меня или мне это только кажется? Я расталкиваю людей руками и быстро продвигаюсь вперёд, но машина уже слишком далеко и едет теперь быстро.

Церковный колокол начинает звонить, все смотрят вверх, и на башне появляется огромный флаг. Тишина упала на дома — слышен только звон колокола и гул автомобиля, покидающего деревню. Я иду вслед за другими ко входу в церковь и исчезаю за стеной маленького кладбища, вдоль неё пробираюсь к обратной стороне воскресной школы и выхожу чуть дальше на тихую улицу. Не долго думая, я бегу по украшенной флагами дороге к каналу.

Волт стоит на мосту, как-будто бы знал, что я приду. Он стоит, опёршись на перила и отрывается от них, когда замечает меня, спокойный и расслабленный, мой спасательный круг, к которому я держу курс.

«Good morning», говорит он и ногой сбрасывает камешек в воду. Он прижимает мою голову к себе, словно он мой отец, присаживается на корточки и осматривает меня.

«Hungry? Eat?» [33] Голодный? Хочешь кушать? ( англ. ).