Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Недолго думая, я поднимаюсь над сваями, внезапно возвышаясь как перст над торопливыми волнами. Ухватившись за столбы, я балансирую на камнях. Время от времени вода врывается между камнями и подбрасывает высоко в воздух белые хлопья пены. Загорающий заметил меня и повернулся; он что-то крикнул, но слова развеялись ветром: это солдат.

Он лежит, растянувшись на валуне и улыбается мне, прищуривая глаза. Когда я подхожу совсем близко, он протягивает мне руку, которую я хватаю и сразу же отпускаю.

«Hello, good morning» [23] Привет, доброе утро ( англ. ). .

Теперь нужно идти дальше, словно у моего пути есть цель впереди. Но его рука хватает меня за лодыжку и я останавливаюсь.

«No, no. Where you go?» [24] Нет, нет. Куда ты идёшь? ( англ. ).

Он тянет меня за ногу, вынуждая приблизиться к нему. На нём только спортивные трусы защитного цвета.

«Sit», говорит он, «sit down» [25] Садись ( англ. ). .

Он сдвигается в сторону, освобождая для меня место и вновь растягивается на солнце. Его руки сложены под головой, его глаза, рассматривающие меня, насмешливы. Перед его трусов немного топорщится, демонстрируя мне те части его тела, на которые обычно не принято смотреть.

В смущении, я отворачиваю голову и смотрю на море, словно что-то там привлекло моё внимание. Даже волосатые подмышки, беспечно обнажённые, вызывают у меня чувство, говорящее, что я не должен туда смотреть: есть что-то неправильное во всём этом, что-то не так.

Солдат тянет меня к камню. Время от времени я бросаю быстрый взгляд на полуобнажённое тело, в надежде, что щель, сквозь которую проглядывает тело, прикрылась.

«Jerome, — я слышу его слова, — sun. Is nice, is good» [26] Джером, солнце. Это прекрасно, это хорошо ( англ. ). .

Он зевает, потягивается и бьёт себя по груди рукой, издавая глухие звуки. Когда он приподнимается, мне становится комфортнее.

Его ноги свисают с валуна и погружены в воду. Его спина, повёрнутая ко мне — изогнутая, гладкая поверхность, прорезанная по середине резким пунктиром позвоночника. Неровность камня оставила отпечатки на его коже, к лопаткам прилип песок и мусор.

Он болтает в воде ногами, и при этом, словно желая застать меня врасплох, время от времени поворачивает ко мне голову; пойманный, я смущённо отвожу глаза в сторону. Краем глаза замечаю, что он стоит уже в воде, упершись одной рукой в бок и насвистывает какую-то мелодию. Из его тела прямиком в воду брызгает струя, создавая в волнах кипящее пятно из пузырьков и пены. Прежде чем снова сесть, он идёт к столбам и осматривается там, словно что-то ищет.

От воды пахнет солью. Между камнями шевелится белая рыбка; тупым, вытаращенным глазом она пристально смотрит на нас, в то время как её тело беспрерывно бьётся среди базальтовых валунов.

Солдат лениво выстукивает медленный ритм по краю валуна, словно негр в таверне; его торс ритмично двигается в такт стуку, временами он подпевает себе. Две чайки, широко раскинув крылья, парят над нами. Они поворачивают головы в нашу сторону и внимательно наблюдают. Внезапно он вытягивает руки в стороны, словно в полёте и издает визгливые крики в сторону птиц. Я робко смеюсь. Чайки скользят прочь, в подозрении повернув головы в нашу сторону. Солдат встаёт, присаживается на корточки рядом со своей одеждой и закуривает сигарету. На камне остается мокрый след ноги, и я, как бы невзначай, кладу на него руку. Мне кажется важным сделать это, я хочу помнить об этом соприкосновении в будущем — это нога освободителя, которую я схватил и ощупываю своими пальцами. Солдат прислоняется к сваям, с удовольствием затягивается сигаретой и улыбается мне. На таком удалении от меня он кажется неопасным; тревога, которая передаётся мне от него и память о том, что он делал со мной, ослабевают.

Он садится рядом со мной и вкладывает сигарету в свой рот, демонстрируя мне, как надо курить; он глубоко затягивается, но дым уже попал в моё горло и я задыхаюсь от кашля. Он опять откидывается на спину и выпускает дымные кольца в небо, развеваемые ветром и оставляющие после себя сладковатый аромат. Чем больше я стараюсь подавить раздражающий кашель, тем сильнее он становится, ещё чуть-чуть, и я задохнусь от него. Он берёт моё запястье и делает это неуверенно, словно он находится в темноте; его лицо внимательно наблюдает за моей реакцией. Периодически, вытянув трубочкой нижнюю губу, он мастерски выдувает дым в мою сторону, в то время как я судорожно пытаюсь подавить приступы кашля.