Олег Беломестных - Рассказы

Старый аккордеон играл слабым голосом, силясь охватить красоту русских вальсов. Симеон исполнял только старую русскую музыку: «Амурские волны», «На сопках Маньчжурии», «В лесу прифронтовом», «Севастопольский вальс». Среди шума толпы, нудной рекламы и ритмичной музыки звуки аккордеона были еле различимы, но все же они не терялись в безумной какофонии, до слуха каждого проходящего доплывал тихий ручеек светлых переливов. Люди, несомненно, слышали его, различали звуки; может, и были те, кому эти мелодии нравились, но никто не решался остановиться, влекомый общим потоком.

Охранники торгового центра не раз прогоняли Симеона, поскольку он мешал движению посетителей; он смиренно подчинялся, уходил, но на следующий день появлялся вновь. Иногда возле него останавливались пьяницы и бездомные. Чувствуя в нем собрата по обездоленности, они пытались увлечь его с собой, отобрать деньги, но, сталкиваясь с его беззащитной улыбкой, презрительно называли дураком и оставляли в покое. Труднее было с дерзкой детворой: они кидали в Симеона камни, срывали с него шляпу, играя ею в футбол, угоняли коляску. Но Симеон и тогда лишь грустно улыбался.

Удивительным было его терпение. Соседи по дому помнили, что у Семёна Андреевича была жена. Эта женщина могла создать сущий ад для любого из смертных, ее злая ругань раздавалась сквозь стены и окна соседних домов. Раздражалась она поминутно и без повода, а может, поводом был сам Семён Андреевич… Он смиренно сносил все вспышки ее гнева, выполнял любую работу по дому, даже готовил ей еду, которая у него не выходила, и он покорно сносил презрительные взгляды тяжеловесной супруги. Порою она так бушевала, что его любимый аккордеон вылетал из окна, ломался, после чинился и, уже тише, не как прежде, продолжал играть.

После того как жена его умерла, он стал совсем одинок и беззащитен. В квартиру его иногда стучались и вламывались разбойного вида бродяги, требовали ночевки и еды. Выгонять их приходилось соседям, которые при этом ругали и самого Симеона за бестолковость. Однажды он пустил к себе приезжих рыночных торговцев вместе с товаром. После того они напрашивались и набивались в квартиру в таком количестве, что самому Симеону не оставалось места и он просиживал ночь на скамейке возле дома.

Так проходили годы; местные жители свыклись с его существованием, он стал частью общественной жизни района. Симеон приучил их к звукам аккордеона и старым вальсам, мелодии которых успокаивали граждан в неспокойное время. Они свыклись с его согбенной фигурой в ветшающей шляпе, видом тощих рук, выглядывающих из коротких рукавов старого пиджака цвета пыли. Привыкли к точному приходу на рынок и сверяли по его музыке часы, как по кремлевским курантам.

Но по-прежнему Симеон жил своей странной и непонятной для людей жизнью; было подмечено и то, что, просиживая у входа в рынок, он никогда в него не заходил.

Но в один из дней произошло необычайное: Симеон, после того как отыграл свои вальсы, вдруг поднялся, взял коляску с аккордеоном и пошел с толпою внутрь торгового центра. Странным путником он одиноко шествовал вдоль бесконечных рядов магазинов, а посетители, подозрительно оглядывая ветхий облик, отстранялись от него. Симеон внимательно оглядывал механические лестницы, беспрерывно поднимавшие вверх к прозрачному куполу людей, яркие нерусские надписи, цветной фонтан, множество стоящих под затененным светом столиков, за которыми ели и разговаривали уставшие от хождений по этажам люди. Неподвижность среди бесконечного торгового шествия сохраняли лишь манекены, из-за стекол витрин смотревшие на покупателей умными безликими взорами.

Сделав большой круг, Симеон прошел в огромный продуктовый магазин, где увидел, как люди озабоченно перебирали, изучали продукты в ярких упаковках, отбирали их в корзины и тележки. Симеон тоже прогуливался со своей разбитой тележкой, в которой покоился, свесив ремни, перламутрово-красный аккордеон. Он долго бродил мимо витрин с пирамидами жирных колбас, штабелями копченых рыб, грудами экзотических фруктов. Фигура Симеона слишком выделялась своей бедностью на фоне красивого изобилия еды, так что посетители смотрели на него с интересом: что же будет покупать этот человек?

Худенькое лицо Симеона казалось опечаленным. Давило на него это изобилие или не было у него сколько-нибудь денег: той горстки мелочи, что жалко позвякивала в кармане пиджака, ему не хватило бы даже на хлеб. Но Симеон вдруг подошел к одной из полок и взял маленький сырок — обыкновенный глазированный сырок в яркой упаковке. Такие покупают обычно детям. Затем не спеша направился в сторону кассы и невозмутимо прошествовал мимо нее — с нелепой тележкой в одной руке и с сырком в другой.