— Эта история с Флоренсио случилась, когда время шло уже к обеду, — начал свой рассказ старый Кристофор, когда мы пили кофе, закусывая кровяной колбасой, в кафе «Лягушка» — Помню, женщины как раз несли корзинки с едой для своих мужей в угольный разрез, а в долине Эбро, чуть пониже поселка, грохотали взрывы динамитных шашек, это делают обычно в полдень. Тучи, как будто напитанные сажей, сползали к реке, нависая над поселком так низко, что едва не задевали дымовые трубы, — я не привираю, когда говорю про сажу, потому что казалось, из этих туч вот-вот брызнет нам на головы черный дождь и всех оденет в траур. Черным казался даже грозовой ветер, гонявший пыль по улицам и проулкам. Паршивый был день, парень, из тех, что выматывают душу.
«Молния» — один из четырех баркасов, возивших уголь от шахты «Тереза», — ошвартовалась у Каменного пирса, и его команда — шкипер и три матроса — сгружала бочку жидкого мыла, которую утром взяли на борт во Флише. Как ты знаешь, у нас в поселке мыла не варили; так вот, приходилось доставлять его из других мест, и этим занимались шкиперы, водившие баркасы с углем вверх по Эбро — во Флиш, в Мору и в другие города. Бочку спускали на берег, как всегда, с криком и руганью. Мне не надо тебе об этом рассказывать, такого ты сам вдоволь насмотрелся и наслушался, ведь, чтобы скатить бочку по доске шириной не больше пяди, нужна немалая сноровка. Был такой момент, когда бочка едва не сорвалась с трапа вместе с людьми из-за того, что зазевался один из матросов по прозвищу Зануда, но в конце концов груз благополучно спустили на землю.
— Послушай, ты, лопух, — сказал Пере Кампе другому своему матросу, которого и звали Флоренсио. — Давай-ка откати эту бочку в лавку Аделаиды. И гляди не зевай, не то я тебе голову оторву.
Хоть меня там и не было, мне рассказывали верные люди, что Пере Кампе сказал именно так. Был он человек грубый и злой, прямо-таки исходил желчью. Никто с ним не хотел плавать, шли к нему только те, кому деваться было некуда, и уж он заставлял их плясать под свою дудку; не скупился на ругань и колотушки, а чего ж тут хорошего. Если б он был еще первоклассным шкипером, ну, скажем, таким, как Тонио Петух, старый Годиа или хотя бы, чтоб не ходить далеко, как Силвестре Никулау! То были мастера своего дела, они могли с завязанными глазами довести баркас до самого моря, от таких все можно было стерпеть. Это люди с понятием; если отвесят тебе подзатыльник, то для твоего же блага. А Кампе им и в подметки не годился. Не раз сажал он свой баркас на мель и подмачивал груз на этой нашей богоданной реке. Я всегда считал, что ему не было удачи из-за того, что его грызла зависть. И за все рассчитывались матросы. Особенно доставалось Флоренсио, над ним он просто измывался. Жаль, у парня кровь была не горячая! Если б он схватил ломик-мешалку да приставил острым концом к груди Пере Кампса, как это сделал однажды Жауме Сама, тот стал бы как шелковый, поверь моему слову! Но Флоренсио ни разу и не пикнул, а тот все больше распоясывался, колошматил парня почем зря.
И на этот раз Флоренсио, как последний тюфяк, ничего не ответил хозяину. Там, в двух шагах от «Молнии», стирала белье Мариета Перис, по прозвищу Граммофонная Труба, самая любопытная бабенка в нашем поселке — всегда-то она все знала, и ляжки у нее были знатные, так вот, она потом мне клялась, что матрос и рта не открыл; а уж раз она так сказала, смело пиши, что Флоренсио и не пикнул. Как-то раз мы с Мариетой… Ладно, не буду об этом, нельзя все в кучу мешать, потом как-нибудь расскажу. Так вот этот Флоренсио, не говоря ни слова, завалил бочку и покатил ее в гору.
Лавка Аделаиды стояла там же, где сейчас, — как поднимешься в гору по переулку Сан-Франсеск, тут и лавка; только Аделаиды там уже нет, сбежала со сборщиком налогов, а тот прихватил с собой и весь налоговый сбор, и случилось это, когда ты еще пешком под стол ходил. Ты этот переулок знаешь, но я подумал, что в других краях никто о нем и не слыхал, поэтому я расскажу, где и как он расположен. Переулок Сан-Франсеск — самый крайний из тех, что пересекают поселок сверху вниз и выходят к Эбро; напиши также, что он выходит прямо к Каменному пирсу. Так им будет понятно, что Флоренсио надо было катить бочку все прямо и прямо, от баркаса до самой лавки. Путь прямой как стрела, и все в гору, черт подери, да еще надо катить тяжеленную бочку с жидким мылом в одиночку, только потому, что какой-то злыдень захотел, чтоб ты рвал себе жилы.
Читать дальше