Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Тем не менее пять лет назад он внезапно покинул Европу и вернулся в Африку, дабы продолжать свои исследования здесь, на заброшенной станции в глубине экваториальных джунглей.

Когда я немного оправился от малярии, Курт Кляйн устроил мне экскурсию по станции. Большую часть занимал своеобразный зверинец, где в просторных вольерах содержались всевозможные животные, частично неизвестные мне. Тут же в хижинах жили негры, беспрекословно подчинявшиеся доктору.

Сам Кляйн занимал большой дом, который он называл Лабораторией. Несмотря на мое любопытство, он не разрешил мне заходить внутрь, сказав, что там содержатся животные, предназначенные для особо сложных и ответственных экспериментов. Я обратил внимание на низкую пристройку к Лаборатории, несколько десятков узких и тесных клетушек: я предположил, что именно туда помещаются животные перед проведением опытов. Насколько я мог видеть, почти все клетки были пусты – только в нескольких я заметил черные фигуры крупных приматов.

Станция, или, как предпочитал говорить доктор Кляйн, лагерь был обнесен высоким забором, по углам которого я заметил неподвижные фигуры вооруженных охранников. Когда я спросил о них доктора, он рассмеялся:

– Это не охранники. Это мои полые люди.

Я взглянул на него, не понимая.

– Чучела, а не люди, – пояснил Кляйн, – труха в голове. Стоят здесь, чтобы негров пугать.

Только тут я догадался, что доктор Кляйн был единственным белым человеком на станции.

Вечером, сидя на веранде Лаборатории, мы раскурили трубку арабского табака, который доктор Кляйн называл киф и рекомендовал как лучшее средство от малярии.

– Арабы, – объяснил он, – пришли в Экваториальную Африку семьсот лет назад. Собственно, они-то и завели здесь рабство, а потом стали основными поставщиками черного товара для работорговцев. Там, где белые мерли как мухи, арабы выживали. Отмена рабства была для них сильным ударом. Многие вернулись в Марокко и Египет, но мне удалось вступить в контакт с несколькими отрядами, все еще промышляющими в здешних джунглях.

– Они поставляют вам киф? – спросил я.

– И не только, – ответил доктор Кляйн. – Они ведь не забыли свое старое ремесло.

Я промолчал в ответ. Лицо доктора было погружено в тень, и голос, раздававшийся из темноты, казался порождением самой ночи.

Послышался тихий звон. Вздрогнув, я обернулся: совсем рядом со мной стояла молодая негритянка, стройная и гибкая. Она почти сливалась с темнотой: белела лишь повязка, едва прикрывавшая бедра. Ткань была намотана небрежно, длинный конец свисал сзади, словно призывая дернуть.

Она молча подошла к доктору и опустилась на пол рядом с креслом. Двигалась она бесшумно, с какой-то кошачьей грацией, и только звон браслетов выдавал ее присутствие. Женщина замерла у ног Кляйна, и он по-хозяйски положил руку на ее голову.

– Чистоплюи в Европе запрещают эксперименты на людях, – сказал он, – в темные века приходилось прятаться, чтобы вскрывать трупы, а теперь приходится скрывать малейший опыт на человеке. Между тем прогресс требует жертв: сколько народу гибнет под колесами автомобилей, но никто же не ратует за возвращение конных экипажей! Я уверен, жизни нескольких десятков или даже сотен hominum sapientium недорого стоят на весах науки.

В этот момент нечто подобное лаю донеслось из Лаборатории. Мне не раз приходилось слышать этот звук за время моей жизни на станции, но я все равно затрудняюсь описать, на что он был похож – предсмертный хрип? стон неведомой боли?

В ночном воздухе тропического леса он звучал отголоском древнего ужаса.

Кляйн что-то сказал негритянке по-немецки. Женщина поднялась и, позвякивая браслетами, побежала к дому. Она что-то крикнула на незнакомом языке, и ей ответил хриплый мужской голос. Через минуту раздался визг, и наступила тишина.

– Это какое-нибудь животное? – спросил я. – Оно, наверное, больно чем-нибудь?

– Попробуй найди здесь здоровое животное, – ответил Кляйн. – Эти негры такие тупые… знаете, как они ловят шимпанзе? Сначала поднимают шум, идут всем племенем, стучат в свои барабаны… загоняют шимпанзе на дерево, потом разводят под ним костер, кидают туда всякую дрянь, пока обезьяны не прыгают вниз, прямо в огонь. Там их молотят дубинами, но, конечно, предпочитают не связываться с крупными особями. И что я получаю в результате? Неполовозрелых шимпанзе-подростков, не годных для серьезных опытов, да еще и покалеченных. – Кляйн фыркнул. – Нет, что ни говори, негры достаются мне в куда лучшем состоянии.