Максим Матковский - Попугай в медвежьей берлоге

– О нет, мы должны съездить в ресторан.

– Ресторан?

– А что? У вас какие-нибудь планы?

– Да, – признался я. – Дома меня ждет Королева…

– Жена?

– Нет, Королева.

– Королева Британии?

– Нет, берите выше.

– Какая Королева, признавайтесь? – Михаил подмигнул и по-дружески ткнул кулаком в мое плечо.

– Долго и непросто объяснять, – ответил я. – И осознать это нелегко.

– Ну, хорошо, может, в другой раз расскажете про Королеву? У меня вот тоже Королева. Видели?

– Она красотка, но не Королева… – ответил я.

– Как скажете, как скажете.

Михаил допил кофе одним глотком, упорядочил разбросанные на столе документы в стопку и сложил их в кейс. На кухню зашел араб, он сладко зевнул и потянулся.

Это был ресторан «Тургеньев» на Львовской площади, цен я не видел, но, судя по интерьеру и контингенту, сделал вывод, что ресторан не из дешевых. До поздней ночи Михаил с Мустафой болтали и спорили, а у меня к тому времени уже заплетался язык, я чувствовал себя мертвой мухой в киселе. Сил практически не осталось.

После посиделок мы завезли Мустафу в отель «Хаят» на Тарасовой, он, бедняга, еле ноги переставлял. Доведя его до входа, мы закурили.

– Слушай, Макс, – сказал Михаил. – Не хочешь немного повеселиться? Поедем ко мне, можешь позвонить своей Королеве. Я позвоню своей. Обещаю угостить кое-чем особенным. – Он загадочно улыбнулся.

– Тяжело осознать, кто есть Королева, – пробормотал я. – Извинюсь, но вынужден отказаться.

Холодный воздух больно колол горло. Ветер утих, и с неба начали падать большие хлопья снега.

Когда «Порш Кайен» проурчал и скрылся из виду, я полез в карман пиджака и закостеневшими от мороза пальцами извлек две бумажки. Глазам не мог поверить: это были две новенькие, будто только отпечатанные на волшебном станке пятисотки. Засомневавшись в их подлинности, я подошел ко входу в отель и проверил на свет водяные знаки.

За день я заработал больше двух месячных зарплат в университете. Будь ты проклят, университет!

В полвторого ночи такси подъехало к самой двери дома, я расплатился и вылез из машины. Быстро открыл дверь и скользнул в теплую тьму. В доме пахло укропом, громко тикали настенные часы, кошки урчали и сверкали глазами.

Кот с черной лоснящейся шерсткой обнюхал туфли, обнюхал носки и вопросительно уставился на кулек в моих руках. «Чего это ты там притащил? Ты никогда ничего не приносил с собой, кроме потрепанного портфельчика и безысходности. Ну, что там у тебя? Покажи!»

Кот стал на задние лапы, выпустил когти и вцепился в штанину. Я осторожно оттолкнул его ногой, недовольно промурлыкав, он поднял хвост трубой и гордо удалился.

Не включая свет на лестнице, я, будто вор, тихонько прокрался на третий этаж и отворил дверь комнатушки. Закрыл дверь и включил свет. Аккуратно застеленная постель без единой складки, книги и тетради на столе, обычно пребывающие в рабочем хаосе, были упорядочены по стопкам.

Она ушла.

Конечно же она ушла, идиот! Ты думал, что она будет сидеть и ждать тебя сутки напролет?! Нет Королевы, нет и кошки. Я был бы рад увидеть рыжую кошку, я бы хотел обнять ее, ведь она спала с ней.

– Кис-кис-кис, – позвал я кошку, стал на колени и заглянул под кровать.

Пусто и пыльно под кроватью глупого мальчика, притворяющегося мужчиной. Но промедление смерти подобно! Вперед! На второй этаж!

Сбежав по лестнице, я постучал в ее дверь, прислушался. Тишина. Ни шума телевизора, ни шагов, ни дыхания, только завывания ветра и неумолимый бег настенных часов. Я попробовал ручку – закрыто. Тогда я поднялся к себе и сел на краешек кровати, совсем как сидела она, а потом достал томик Лавкрафта с верхней полки и пролистал его. Книга до сих пор пахла ею и сохраняла тепло ее ладоней. За стенкой послышался шорох, скрип кроватных пружин, какой-то стук. Приложив ухо к желтым вылинявшим обоям, я прислушался: молдаванин ворочался, сон его был беспокоен.

Комната показалась мне невыносимо пустой и бессмысленной, с отвращением я глядел на словари и книги. Слишком душно и тесно, как я только умудрялся просиживать здесь целыми днями?! А вдруг Танечка бродит по заснеженной улице и ищет меня по темным закоулкам, по оврагам, ищет меня на краю пропасти и в парке, ищет в ночных кабаках и на остановках? Как же замерзла она и изголодалась!

Я достал из кулька бутылку вина, точно такого же, как мы распили с ней, и достал коробку трюфельных пирожных с вишней, точно таких же, как я отведал у Михаила. Я точно не в себе: слишком цепляюсь к деталям, словно определенные предметы быта, марки производителей и запахи способны воссоздать заветный, идеальный день.