Сергей Солоух - Рассказы о животных

А тут не получалось. Все-таки «мерседес» пока что редкость на дороге. И обзывало, ихбин-погоняло не сложилось, не оформилось у него заранее, давно, а прямо сейчас, в сильнейшем нервном возбуждении и недовольстве, ничего в голову не приходило. А между тем маленькая глупая коробчонка для лягушонки с трехлучевой звездой на заднице, словно нарочно, все с той же тягостной тупой последовательностью продолжала испытывать Игоря на прочность.

Когда наконец переключился светофор и можно было трогаться, серый обрубок очень задумчиво и плавно зашел на мост, а потом, свернув наконец, начал решать сложный вопрос, правый занять ряд или же левый. Ну а покуда решенье желировалось, устаканивалось в подкорке невидимого Игорю водителя, сама им управляемая косметичка на колесиках, тевтонская шкатулка, торжественно ползла точно между рядов, не позволяя обогнать себя ни так ни эдак.

– Ну что же это такое!

В конце концов мелкая дрянь приткнулась на левый поворот на том конце моста, у светофора на перекрестке Соборная – Октябрьский. Ладно, теперь вопрос решится. Сразу за поворотом начинается широкий и свободный Притомский проспект, и Игорь позабудет эти три лучика в кружке. Обгонит, успокоится. А в следующий раз не за тридцать минут будет выезжать на встречу, а за сорок пять, когда надо в утреннем мороке пробираться по узким коленцам Васильева и Мичурина. Одна нечищеная, а вторая односторонняя.

И с этими мыслями Игорь заглох, когда сменился свет. Раз в год такое с ним случается, и надо же, чтобы именно сейчас, в тот самый момент, когда он так презирал и ни во что не ставил плохого, неумелого водителя на дорогой и глупой немецкой малолитражке. Заглох, не тронулся вовремя и потому маленький «мерседесик» догнал только внизу, когда мелочь пузатая, не включив поворотников, а просто, то ли скользя, то ли сползая, стала медленно, но неумолимо выдвигаться из своего ряда в ряд ускорявшегося Игоря.

– Да что это такое, в самом деле!

Девчонка с колечками на каждом пальце в этой коляске или надутая старуха в парике, нельзя так ездить здесь, где скользко и под горку. Все, хватит. Лучше он опоздает на пять минут, на десять, на пятнадцать, но к черту эту ползучую фашистскую преграду, помеху с серебряными часиками на заду.

Но как-то иначе, похоже, постановили сзади в кофейном, крепко тонированном «авенсисе». Там, судя по всему, ругали уже Игоря, не очень понимая, чего он дергается, не едет по-людски, и когда «лансер» просто сбросил скорость, тень за спиной сердито и решительно сместилась влево и всей шоколадной, темной массой устремилась вслед едущему через строчку, как попало, кнопочному автомобильчику. В глубокий правый поворот рассерженный и злой «авенсис» вошел резко, как будто бы наказывая, подсекая «мерседес», скорей по хорде, чем по окружности закладывая не вираж, а что-то вроде ножевого, распарывающего воздух, дорогу рассекающего хозяйского движенья, и вырвался, ушел на чистую, свободную на сотню метров ленту. Но не успел порадоваться победе и отмщению. На выходе, на скромно и невинно блестящей наледи, пытаясь быстро выровняться, сорвался и полетел, крутясь, вертясь, на встречку. Удар, один, второй и третий. Как будто детские петарды одна за другой хлопнули, подкидывая в воздух снег, стекло, резину и металл. И как огонь, из этого пепла и дыма января огромной плюхой, рыжей тушей лениво вывалился оранжевый «КамАЗ», полкруга описал и встал поперек дороги. Точно по ходу «лансера».

– Приехали!

Игорь успел остановиться за пару метров до бампера, который, словно челюсть, выбросил перед собой на мерзлый, каменный асфальт тяжело замерший самосвал. И рядом с Игорем так же удачно затормозила «гран витара». Почему большая, крепкая «витара», а не искавшая так долго жертву и наконец нашедшая немецкая свинка-копилка, Игорь понял, когда распахнул дверь, встал во весь рост и обернулся. Эта зловредная культя нормального автомобиля, отпрянув от летящего «авенсиса», сама пошла вальсировать, но уже по чистой встречной, словно нарочно для нее освобожденной тараном в хлам расхлеставшейся японки, и теперь мелкая самодвижущаяся немчура невинно жмурилась, поблескивала стеклами, живая и здоровая, на той стороне обочины. Все ту же демонстрируя трехглавую звездочку, но только теперь на редких зубчиках скупого, как гадкая улыбочка, воздухозаборника.

– Ишь ты, везучий, сука, «мерин», – подойдя к Игорю, уже расправлявшему ножки красного треугольника, сказал водитель «гран витары».