Сергей Солоух - Рассказы о животных

Почему вдруг, Игорь не понял. Почему именно в этот мамин отлет дочь стала навещать родительский дом. Разок-другой в неделю заходить, возиться с Алкой, разговаривать, а для него что-то и как-то прибирать, даже готовить.

До этого любая очередная мамина бутылочная карусель всегда была поводом для праведного отторжения. Ненужных слов, чаще всего сказанных по телефону, но иногда случалось и с глазу на глаз. Так было этой зимой. На выходе из каникулярного, можно сказать, предписанного, регулярного Алкиного срыва. Она лежала под капельницей, а Игорь вышел просто подышать. Постоять чуть-чуть на морозце. Слегка отойти от все живое, еще здоровое как будто разлагающей, сжирающей и поглощающей в себе смеси запахов – лекарств и пота пьяниц. Пары несчастных, лежавших вместе с Алкой за белыми ширмами процедурной. Дверь, в нее ведущая, почему-то никогда не закрывалась, может быть, из-за обратного эффекта. Если верхом шел и из-под невысоких потолков на тех, кто ждал своих родных на лавках в коридоре, давил постыдный, горемычный трупно-формалиновый угар, то снизу, полом, к медсестрам, туда, в их преисподнюю, тянулась свежесть воли. Холодок. Может быть.

Игорь долго терпел, но когда с ним начал заговаривать сосед, маленький заветренный человечек, сам пахнущий старой хрущевкой – немытыми носками и прогорклым маслом, не выдержал и вышел. И встретил дочь.

В общем, неудивительно. Салон, в котором Настя работала, располагался на той же улице, буквально через дом от бывшего детсада на первом этаже желтой сталинской пятиэтажки, ставшего ныне специализированным частным медицинском учреждением с названием «Ваш доктор».

– Все еще? – спросила она, коротко поздоровавшись.

– Да все уже, я думаю, – ответил Игорь, – выехали. Через час чистыми пойдем домой.

– Чистыми в смысле кошелька? – дочь зло смотрела на него в упор. Маленькая, кругленькая, беспардонная. Словно и не Игоря ребенок, а того куля с картошкой, что пять минут назад к нему привязывался в больничном коридоре. – Не проще ли…

– Иди, – сказал ей Игорь, – иди, Анастасия, а то клиенты ждут. Ты же не можешь опоздать.

Дочь постояла, медленно изо рта выпуская не слова, а беленькие нечитаемые облачка:

– Ну ладно. Так да так, – и пошла, все свои речи унеся с собой, все разговоры о родителях, что деньги десятками тысяч буквально мечут коту под хвост, когда она и Шарф гваздаются, чтобы с кредитами разделаться на мебель да на машину. Товаркам объяснять пошла несправедливость мира. Или клиентам. Столько обид.

И вдруг стала ходить. Даже подарки принесла. Днем в воскресенье две футболки. Большую черную, икс-икс-эль Игорю и красную эску матери. Алка, всегда поднабиравшая в своих залетах, подопухавшая, немедленно вытащила коммунистического цвета тряпку и саркастически не надевая, приложила плечи к плечам.

– Что, коротка кольчужка? – спросила, поворачиваясь к Игорю. Это был час, когда утренняя мелкая дрожь уже оставляла ее, вернее, Алка овладевала подлой, переводила из постыдного, неуправляемого в нечто как будто бы уже самой инициированное, и потому, наверное, приятное – такое общее покачивание, волнообразность всего, что составляло ее тело.

– Свинья я у тебя, жиртрест?

Игорь знал, надо говорить. Как-то отвлечь жену, куда-то увести, забрать скорее этот обрывок юности, что неизбежно вызовет истерику у жизнь прожившего, больного человека. Игорь все знал, но не мог.

Он смотрел на красную ткань, растянутую Алкиными пальцами, и молчал. На груди в желтом контуре рыцарского щита была все тем же дешевым пивным штампом вытиснена птица с толстенным клювом, мелким хохолком и по линейке расчесанными сверху вниз крыльями. Под птицей желтый едкий хмель лепился в слово Deutschland.

– У тебя точно такая же, – все вечно понимая не так и сикось-накось, быстро сказала дочь, – точно такая же, только черная. Толя специально для вас с мамой привез.

– Откуда? – глупо пробормотал Игорь. – Какой Толя?

– Ну боже мой, папа, что значит какой Толя? Ну мой конечно, Анатолий Шарф, ты ничего и никогда не слушаешь, я же тебе говорила, он ездил на три недели к своим в Аугсбург, позавчера вернулся… Я думала, вам приятно будет знать, что он о вас там помнил… Мама, давай. Пока положим в шкаф, а летом будешь носить, сейчас чего, вечно они при плюс пятнадцати на улице отключают батареи в доме…

Алка послушно возвратила дочке подарок Толи Шарфа. Настя аккуратно сложила на улице, наверное, у вокзала в последнюю секунду приобретенный юбер-аллес и, запихнув в пакет, как-то на удивленье ловко его запечатала. Игорь подумал, что перегарной истерики сейчас не будет. Все обойдется. А вот избавиться от этой нордической чувырлы, орлицы, которая в любой момент может теперь с полки скользнуть и распустить, в нос ему сунуть свои расчесанные крупным гребнем крылья, так просто не удастся.