Олжас Жанайдаров - В середине дождя

— Расскажи мне о нем, — попросила Аня.

— Тебе необязательно об этом знать. Все это не очень весело.

— Я все прочитала. Я уже представляю, что это за человек. Расскажи, — повторила она.

И я рассказал. Рассказал про знакомство с Вадимом, про наши совместные прогулки и походы в кино, разговоры о мире и о вере. Про его отношения с девушками и увлечение проститутками. И про историю с Таней тоже рассказал. Никогда не думал, что могу кому-то об этом рассказать. Но я доверял Ане, уже доверял.

Она внимательно меня слушала.

— После того, как он уехал, ты ничего о нем не слышал?

— Мне кажется, и не услышу…

Аня осторожно сняла свое кольцо, потом снова надела. Взглянула в окно. На улице стояла тихая зимняя ночь.

— Он потерял себя, — сказала Аня. — Точнее, никогда и не был собой. И поэтому он мстит. Неосознанно мстит всему миру.

— Он производит впечатление человека, который знает, чего хочет от жизни.

— Вот именно — "производит впечатление". Он ненавидит лицемерие, а в нем самом есть что-то лицемерное.

Аня отложила тетрадь и взяла меня за руку. Так она брала меня за руку, когда нам предстояло перейти улицу.

— Я всегда стараюсь понять людей, мотивы их поступков, — сказала она. — С самого детства привыкла так делать. Стараюсь войти в положение любого человека. В суде, наверно, могла бы быть и адвокатом, и прокурором.

Аня посмотрела на меня:

— Но как можно спокойно продолжать жить, зная, что из-за тебя умер другой человек? Это ужасно, у меня в голове не укладывается. Как так?.. Он ведь должен был хоть чуточку измениться, но в его душе нет боли, ему вообще все равно.

Я молчал.

— С людьми нельзя как с игрушками. Поиграл и бросил. Нельзя играть чувствами, за людей, близких людей, нужно держаться. Нужно ими дорожить. Найти замену близкому человеку невозможно. Когда-нибудь он останется один навсегда. Это же тупик. — Аня покачала головой. — Да, он умен. Неординарен. Но ум не оправдывает человека. И талант не оправдывает. Понимаешь? Нельзя вести себя зло и эгоистично, оправдывая это своими способностями.

Плед сполз, я снова укрыл им ее ноги.

— Да, я его понимаю. Он потерял мать. — Аня помолчала. — Но ведь нужно верить в людей. Несмотря ни на что. Я верю в людей. Обязательно найдется человек, которому можно будет довериться, который поймет и примет тебя. Каким бы ты ни был. Что бы в жизни у тебя не случилось.

— Ты идеалистка.

— Наверно.

И еще раз повторила:

— Наверно.

Как-то мы с Аней оказались на Чистопрудном бульваре. Падал вечерний снег, мы шли, с интересом разглядывая окружающую обстановку. На аллее проходил какой-то праздничный фестиваль: ряженые скоморохи устраивали конкурсы для детей и их родителей, играла веселая музыка, деревья были увешаны цветными нарядами из лампочек.

Неподалеку манил прохожих неоновый свет японского кафе. Мы не устояли перед искушением поесть суши. В то время это было еще экзотической едой.

— Ты, кстати, когда-то говорил, что тебе нравится Япония, — сказала Аня, когда мы сидели за столиком. — Хокку, Акутагава, самураи…

— Да, еще с детства.

Аня окунула ролл в соевый соус и сказала:

— Мне хочется в Японии как-нибудь побывать.

Я сделал глоток сока, она сказала:

— И вообще, надо бы съездить куда-нибудь. Уже так хочется. Хотя бы в Турцию. А то стыдно, нигде не была.

— У тебя есть загранпаспорт? — спросил я.

— Нет. Нужно дома, в Архангельске оформлять.

— Как приедешь в следующий раз туда, начни делать паспорт. Весной или летом можем куда-нибудь съездить.

— Хорошо бы. А деньги?

— Я после сессии собираюсь устроиться на работу.

— Я тоже найду себе уже что-то подходящее.

Мы молчали. И в кафе было тихо, даже музыка не играла. Аня сказала:

— Мне всегда нужна уверенность в будущем. Чей-то ободряющий пример. Чья-то поддержка. Этого мне по жизни не хватает.

Она отложила палочки, посмотрела мне в глаза и сказала:

— А теперь все это есть. Все это есть.

Той ночью мы опять много разговаривали. Точнее, больше говорила Аня — я слушал ее.

— Слушай, я, правда, изменилась? — спросила Аня. — Ты же помнишь, какой я была весной?

— Да, помню.

— Я чувствую, я стала другой.

— Какой?

— Не знаю. Другой. Мне кажется — в чем-то лучше.

Она лежала, прижавшись, положив руку мне на грудь. Друг друга мы не видели, лишь ощущали.

— Я не слишком много говорю о себе? — спросила она чуть позже, прервав молчание. — Может, тебе это не нравится?