Герд Фукс - Час ноль

Летчик попросил Хаупта разъяснить ему смысл таких понятий, как democraty, liberty, freedom, constitution [8] Демократия, свобода, независимость, конституция ( англ .). .

— Вот потеха, — удивлялся он. — И чего только они не придумают.

При первой же возможности Георг крутил ручку радиоприемника и ловил передачи для американских солдат.

— Да выключи ты эту негритянскую музыку! — кричала Лисс.

— Don’t be that way [9] Популярная песенка 40-х годов. , — начинал петь Георг, прищелкивая пальцами и приплясывая вокруг нее.

Бенни Гудмен, Глен Миллер, Сэчмо. Георг рассказывал, как часами лежал в лесу, наблюдая за американскими транспортными колоннами. Придорожные канавы были забиты пакетами из-под растворимого кофе, жевательной резинки и самых разнообразных съестных припасов, пустыми пачками из-под сигарет. Одними только этими остатками он мог кое-как существовать. Тут-то он убедился, что за дурак был этот Гитлер, решивший воевать с американцами. В сравнении с ними вермахт был достоин разве что сожаления, ничтожные военные дилетанты.

Американцы даже не представляют себе, насколько основательно они победили, думал Хаупт.

Уже через пару часов после взятия деревни стайки ребятишек сидели на джипах. В первые же дни полевая кухня варила кофе дважды, второй раз — специально для немцев. Взрослые посылали за кофе детей с молочными бидонами.

— А чем ты еще промышлял, кроме американских отбросов? — поинтересовался Хаупт.

— Пробовал стянуть что-нибудь у крестьян. И к тете Лее забирался тоже.

— Весело, ничего не скажешь, — буркнул Вернер.

Георг уставился в одну точку. На второй день он наткнулся на немецкого солдата. Убитый, подумал он. Но когда подошел ближе, оказалось, что тот еще жив. Мундир на животе был мокрый от крови. Он едва говорил, паузы между словами становились все длиннее. Он просто держал Георга за руку, и так тот просидел с ним весь вечер и всю ночь. В конце концов Георг заснул, а под утро проснулся от ощущения холода в своей руке, сжимавшей руку мертвеца. Георг закричал и кинулся прочь. Позднее он пробрался к сгоревшему грузовику на опушке леса и стянул лопату. Когда он вернулся, над трупом уже поработали лисы. Он выкопал могилу, сделав ее пошире, солдат ведь лежал скрючившись и уже совсем окоченел, в узкую могилу его просто нельзя было бы уложить. Продев веревку под спину солдата, Георг опустил его в яму, прикоснуться к мертвому у него не хватило духу. Ему пришлось еще раз уйти, поискать кусок брезента, он не мог заставить себя сыпать землю солдату прямо в лицо, в его широко раскрытые мертвые глаза.

Понятно, он взял бумажник и личный опознавательный знак. В бумажнике было две фотографии. На одной из них виден был длинный ряд повешенных — женщин, стариков и, как ему показалось, даже детей. На другой фотографии тоже женщины, старики, дети, среди них было, правда, несколько молодых мужчин, стояли у края огромной ямы. Россия, октябрь, значилось на обороте.

— Наверное, это были евреи или партизаны, а может, те, кого они считали партизанами, или заложники.

— А тебе тоже приходилось делать такое? — спросил Георг.

— Не впрямую. Такими делами, как правило, занимались эсэсовцы либо военная полиция. Но мы об этом знали. Мы ведь сгоняли для них людей. Я дважды участвовал в операциях против партизан.

— Я видел, как они похоронили Эберхарда, сказал Георг. — Он зарылся в землю под кустарником, уже ночью, там, где обвалилась кладбищенская стена. Это был возможный путь бегства на случай, если бы его обнаружили. А около одиннадцати они пришли.

— И что же? — спросил Хаупт.

— А ничего, — сказал Георг. — Потом они снова ушли, а старый Брюккер засыпал яму и сровнял ее с землей.

— Может, зайдем как-нибудь к матери Эберхарда? — предложил Хаупт.

— Я уже был у нее, — ответил Георг.

— Когда-нибудь от этого взвоешь! — воскликнул Вернер.

— У меня есть на примете потрясающий пианист, — сказал Хаупт летчику. — С музыкой ведь намного приятнее.

Так Хаупт и прихватил с собой брата, когда «узкий круг» собрался в очередной раз. Он понятия не имел, как играет Георг, но в этом отношении по крайней мере он в собственной матери не ошибся. Было даже удивительно, сколь далеко парень продвинулся с ее помощью. Но еще удивительнее было, как быстро этот шалопай ухватил самую суть свинга [10] Манера исполнения, свойственная джазу. . Под его буги обливались потом и Ирмхен, и летчик, и господин Кляйн, и бывшая супруга чиновника Иннигкайта. Аптекарь Эндерляйн не танцевал по причине своей дряхлости, Хаупт — из-за больных ног.