Герд Фукс - Час ноль

Должно быть, он ждет, что я так сразу и бухнусь ему в ноги, подумал Улли, глядя, как Кранц усаживается в коляску. Вскоре, однако, он понял, что ничего такого особенного Кранц и не ожидал, он должен был просто возить его да держать язык за зубами. Кранц когда-то сидел в концлагере, обвиненный в государственной измене, под этим Улли понимал только одно: Кранц пытался увильнуть от службы в армии.

Ему понравилось, как Кранц обошелся с Цандером. В первый же день Улли отвез его на фабрику. Кранц побродил среди развалин. Его особенно интересовало, что осталось от машинного цеха. И вдруг они столкнулись нос к носу с Цандером.

— Убирайтесь с моей земли! — крикнул Цандер и погрозил им тростью. — А ну, живей.

Подойдя ближе, он узнал Кранца.

— Ах, это вы, — пробормотал Цандер. — Что ни говори, а вы были хорошим слесарем. Я вынужден просить вас покинуть мой земельный участок.

Улли вопросительно двинул головой в сторону Цандера. Хотел выяснить, не вздуть ли ему как следует эту свинью. Но Кранц отвернулся.

— Я работал здесь многие годы, — сказал он, направляясь к мотоциклу, — и, выходит, мне здесь нечего делать?

Улли помедлил. Он еще раз кивнул головой в сторону Цандера. А может, все-таки?..

— Поехали, — сказал Кранц.

Цандер, хотя и не состоял официально в нацистской партии, покровительствовал штурмовикам задолго до тридцать третьего года. Когда требовалась новая форма или деньги, они могли положиться на Цандера. Но не только за это ненавидел его Улли. В Верхней деревне все ненавидели Цандера. Потому что все жители Верхней деревни, в том числе и отец Улли, работали на Цандера. Ведь кроме как на мебельной фабрике, в деревне больше не было работы.

А еще Улли понравилось, как здорово этот Кранц высадил из грузовика трубочиста Шредера, какого-то незнакомого человека, а также доктора Вайдена, бывшего главаря местных штурмовиков. Дело в том, что, когда они вернулись, перед конторой стоял грузовик. Вокруг, на некотором расстоянии, сгрудилась молчаливая толпа. В кузове были те, что значились в списке лейтенанта Уорберга как нацисты.

— Постойте-ка, — сказал Кранц.

Наверху, возле раскрытого окна, стоял лейтенант Уорберг. Кранц обошел грузовик.

— Что это вы тут делаете оба, среди нацистов? — удивился он. — И вас, доктор, я тоже попрошу вниз. Врач нужен нам здесь. Побыстрее, пожалуйста, или вы меня уже не узнаете? А ведь вы очень часто признавали меня практически здоровым. Даже когда мы едва стояли на ногах, вы признавали нас практически здоровыми, вы, доверенный врач на фабрике. И если через полчаса вы не откроете свою практику, вам придется познакомиться со мной снова.

— What are you waiting for? [7] Чего же вы ждете? ( англ .). — крикнул вдруг лейтенант Уорберг.

Водитель вскочил в кабину и тронул с места так быстро, что людям пришлось отскочить в сторону.

Кранц поднялся к Уорбергу. Пюц вошел следом на цыпочках. Он не мог позволить себе пропустить подобный спектакль. Лейтенант Уорберг все еще стоял возле окна.

Но окно было теперь закрыто. Кранц ждал. Наконец Уорберг обернулся.

— О’кей, — сказал он. — Вы правы. Все ясно.

Пюц был разочарован.

Между тем рощу разминировали. Среди расколотых стволов высился кустарник и бурьян в человеческий рост. Вечерами на западную опушку нередко приходил Улли, отсюда видна была железнодорожная насыпь в долине, из-за которой тогда появился американский танк.

Накануне ночью Улли по приказу Георга еще раз отправился в дозор. Словно предчувствуя что-то, он сразу же бросился к позициям эсэсовского подразделения. Там не было ни души. Он побежал в деревню. Возле школы стоял грузовик. Эсэсовцы как раз грузили на него свои ящики. Они очень спешили, никто не проронил ни слова. В ночной темноте они казались воровской шайкой. Улли побежал домой. Там была только мать. Отец с братьями и сестрами уже укрылись в лесном шалаше на горе.

— Я знала, что ты придешь, — сказала мать.

— Я не пойду с вами, — отрезал Улли.

Мать встряхнула его.

— Возьмись наконец за ум. — Она показала ему на фотографии двух его убитых братьев. — Хочешь, чтобы твое фото тоже висело здесь! — крикнула она.

— Я же должен им все рассказать! — быстро проговорил Улли, — Эсэсовцы ушли из деревни.

— Тогда беги, — согласилась мать. — И живее.

Когда Улли примчался, все, кроме Георга, спали. Улли не мог видеть его лица, когда сообщил свою новость. Они лежали рядом, глядя в темное, безлунное небо. Оба следили за тем, как светало, как проступали из темноты деревья, как неотвратимо всходило солнце. А потом — они так и не решились еще сказать остальным — появился танк, и все в ужасе уставились на него.