Но Жаку, кажется, было на все наплевать. Он был не в том состоянии, чтобы просчитывать. Вряд ли он сумел бы побить свой собственный рекорд на время, но даже между 25 и 35 никакой разницы для него сейчас не существовало.
Я всегда обожал смотреть на чемпионов. И мне повезло: за двенадцать лет профессиональной карьеры я находился всегда рядом. Я вел их группы, мне случалось быть их капитаном на трассе, а трое из них были даже моими соперниками. Сейчас, когда уже можно сравнивать, я понимаю, что мне действительно крупно повезло, так как среди всей этой чемпионской братии мне довелось встретить пятерых настоящих чемпионов.
Нет ничего прекраснее, чем мастак, подписавшийся на гонку. Он готовится, вселяет во всех уверенность, он диктует закон и порядок, он — невзирая на грипп, растяжение, ангину или усталость — мчится, когда надо мчаться, упирается как никто, поднимается быстрее гримперов, разгоняется быстрее спринтеров, выкатывает по внешнему радиусу, сбрасывая на два зубца меньше, чем все остальные, назначает тарифы и умеет достойно проигрывать. Но мастаки меня восхищают еще и потому, что со стороны меня можно принять за одного из них, — я выигрывал этапы, я выигрывал гонки, мое имя часто произносят, мою фотографию печатали в «Экип», меня показывают по телевизору, меня интервьюируют о ходе гонок, — хотя я знаю, что я не мастак и что между ними и мной невообразимая пропасть.
Человек, ехавший в тот день рядом со мной, с трудом отрывавший от руля свою физиономию землистого цвета и вопрошавший меня жестами, куда поворачивать — направо или налево — был прежде всего 80 баллов VO 2max, 36 ударов сердца в состоянии покоя, рычаги, способные, как пушинку, крутить педали с усилием 177,5 килоджоулей, и квадрицепсы, достаточно сильные для того, чтобы толкать и тянуть в 500 ватт, причем легко и не разрывая связок. Все это венчала голова стратега, способного руководить целым предприятием, одновременно мазохиста и садиста, хитрого и вместе с тем доброго, обладающего невероятной способностью пересиливать себя, а еще чертой характера, которой у меня никогда не было и никогда не будет: неким презрением к велосипеду и ярко выраженным предпочтением оставить его в гараже и самому остаться дома. Из всего этого и получается чемпион, каких мало, чемпион, который может ко всему прочему еще и обломаться, спечься и тащиться жалким доходягой в великолепной желтой майке с кочаном капусты вместо головы на отборочных соревнованиях в Иссенжо, департамент Верхняя Луара.
Три раза он чуть не упал сам и не свалил меня, поэтому из соображений безопасности мы переместились в самый хвост пелотона. Я и сегодня продолжаю удивляться, как он сумел преодолеть подъем Розьер. Я никогда не видел, чтобы люди так потели. Я предложил ему свой бидон, от которого он, с отвращением икнув, отказался.
Нельзя сказать, что он страдал, похоже, он, скорее, находился в том трагическом для спортсмена состоянии, когда тот уже не может себе сделать больно, уже не может помериться силами ни с самим собой, ни с другими.
Два раза пелотон отрывался от нас, и оба раза мне удавалось его, не слишком дергая, подтягивать. Стоявшие вдоль дороги зрители были так ошеломлены его видом, что даже забывали как-то реагировать, подбадривать или освистывать. Это было похоже на немой ропот. За два километра от вершины холма, при каждом повороте педалей, он стал тихо постанывать.
А мне предстояло перейти ко второй части разработанного плана, которая была не менее щекотливой. Доехав до якобы ровной дороги, которая ведет к городу, я установил передачу 52×17 и мягко прибавил, чтобы его объехать и прикрыть, а затем приготовился к заключительной части нашего контракта. Обогнать группу, которая жмет на педали в нескольких километрах от промежуточных премий — дело непростое, даже если есть тайная договоренность с крутыми. Ведь никто и не собирался разыгрывать совсем уж жалкий спектакль: пакт, заключаемый с мастаком, должен выполняться с мастацким блеском. Поэтому я планировал осуществить наш рывок на расстоянии в шесть километров. Сначала мне пришлось изображать гармошку, затем очень быстро я нашел нужный ритм, и он благоразумно пристроился к моему колесу. Я сместился влево, к обочине, и мы начали подниматься в гору. 52×16, 52×15, 52×14. Я намеревался таким образом дотянуть его до населенного пункта, затем — как будто я спекся и отстал — отпустить его одного соревноваться с пятью-шестью местными юнцами, которые неизбежно к нему прицепятся по дороге.
Читать дальше