Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Обычно, когда первые уже приехали, мы еще продолжаем крутить педали; увлекаемый остальной группой, я забылся, как если бы хотел на сотую долю секунды задержать ее взгляд. Ехавший рядом итальянец оттолкнул меня левой рукой, чтобы моя педаль не сыграла в его переднее колесо. «Держи линию», — прохрипел он с акцентом. А кативший сзади испанец, тормозя, завопил: «Крути педали, придурок!». Я опять привстал на седле. У меня болели ноги и спина.

Как правило, я заканчиваю свой рабочий день у красного флажка, за которым начинается последний километр. Моя работа заключается в том, чтобы прижимать всех, кто зашевелился и на последних двадцати пяти километрах пытается оторваться: я мешаю гонщикам оставить позади пелотон и уходить в одиночку и подвожу Ивона к финишному отрезку. Потом еще три-четыре сотни метров его ведет Марсель, а затем он справляется сам. Для этого у него есть все, что надо: руки на руле и голова на плечах. Они, спуртеры, сделаны по-другому. У меня же от одного только вида финишной ленты ноги отсыхают.

Я мог бы попробовать приподняться на педалях и обернуться, чтобы еще раз ее увидеть, но передо мной как раз вырисовывался вираж влево на девяносто градусов, и я испугался, что не впишусь.

Каждое утро, если конечно в программе заявлено не очень много бугров, Ивон нам говорит: «Подвезите меня, как в мягком кресле, к отметке 600 метров, а все остальное я сделаю сам». Часто свое слово он держит. Это благодаря ему в команду идут деньги, это он поднимает руки на финише, чтобы на его майке можно было прочитать «Salami-Store» по телевизору и в газетах. Мы же, вся остальная команда, мы крутим педали за харчи. Когда приходит спонсор, он садится за стол напротив Ивона. В общем-то, дело Ивона — катить весь день в тени, в основной группе, тянуть на самой низкой скорости и экономить силы. А в конце этапа мы все лезем из кожи вон, чтобы выдвинуть его вперед.

А в те дни, когда он не выигрывает, все на него, конечно же, смотрят косо: из-за усталости и из-за денег. Гнать к финишу — дело нелегкое.

Обычно людей, которые стоят вдоль дороги, не видишь. Их чувствуешь. Чувствуешь какое-то тепло, какой-то гомон с резкими криками, особенно на финише, где все пролетают особенно быстро.

Но ее я увидел. Я видел только ее, и она на меня смотрела. Нас все еще сто семнадцать в основной группе: мы только на двенадцатом этапе и еще не перевалили через Альпы. Почему же именно на меня? Как правило, они пытаются высмотреть двух-трех спортсменов, которых видели по телевизору, а остальные проносятся как цветное пятно в порыве ветра.

Она смотрела на меня не так, как смотрят на велосипедиста, и я подумал, что она — стриптизерша.

Завтра дорога начнет подниматься в гору. Как только мы подъезжаем к ущельям, Ивона начинает заклинивать. Он выдыхается. Он теряется в хвосте группы и пытается нагнать график. С этого момента мы переключаемся на Рэймона, нашего настоящего лидера.

А я вот люблю катить в гору. Все начинается со спины; чувствуешь себя собранным, твердым, почти как шар. В горах очень красиво. А боль во время подъема мне даже нравится. Я поднимаюсь хорошо. В команде это знают, это знают и в пелотоне. В «Salami-Store» быстрее меня поднимается только Рэймон. Получается, что теперь мне надо работать на него.

Раньше я гнал на первых перевалах, — хорошо было с утра подниматься одному впереди всех, — чтобы служить ему опорой в тот момент, когда он начинал победный спурт. Теперь все поменялось, мы работаем по схеме Меркса: тащимся по равнине, играем, как можем, на переключении скоростей, чтобы к подъему вымотать насмерть спекшихся гримперов. А там уже самые сильные будут сами разбираться. Мы же лезем вверх со своей болью в ногах до отметки две тысячи метров над уровнем моря. Ляжки у меня как из дерева.

Во время Тур де Франс остается мало времени, чтобы думать о женщинах. Мы заняты делом, а перерывы выпадают не очень часто. Когда она на меня так посмотрела, у меня возникло ощущение, что она — Рита и совсем голая. Если Рэймон выиграет Тур, хозяин пообещал отвезти нас в «Crazy Horse».

Я доеду до финишной линии, слезу с этого чертового драндулета, сниму туклипсы — с упорами для педалей не очень-то походишь. Спрошу, как проехал Ивон. Секундант положит мне руку на плечо, даст воды. Жандармы освободят нам проход до барьеров: каждый вечер они готовят для нас узкий коридор до санитарного фургона, где мы проходим тест на допинг. Там, поднявшись на вторую ступеньку и встав на цыпочки, я смогу посмотреть поверх голов. Она подойдет поближе к линии, чтобы увидеть подиум и девчонок, которые подносят букеты цветов — возможно, она сама будет дарить цветы.