Геннадий Прашкевич - Иванов-48

А под нею книжка бывшего монтера Ивана Михайловича Михальчука «Где-то в горах» — суровая приключенческая книга.

А под нею северные очерки поэта Леонтия Казина.

И еще — судебные очерки Вениамина Александровича Шаргунова — в прошлом военного прокурора.

И книжка Кондратия Перфильевича Мизурина — фольклориста.

Этот объездил весь Север, добирался до Чукотки, работал с юкагирами, селькупами, шорцами. Мохнатые седые брови, заснеженные изнутри глаза, сам даже в жизни выглядел как сказочный старичок. Когда на творческих встречах читал вслух, прокуренный голос садился, будто тоже заснеженный изнутри. Какие-то неприятности были в прошлом у Кондрата Перфильевича, но ему это вроде бы не мешало, уважали старика.

А вот и синенький корешок — «Идут эшелоны».

Серия «Герои Социалистического Труда».

Гражданин Сергеевич перехватил его взгляд.

— Вот, товарищ Иванов, перед вами несколько книжек. Авторов вы знаете, о некоторых писали. Стиль каждого вам известен. Война долго тянулась, люди устали, всякого теперь хочется. Отщепенцев и нытиков иногда усталость порождает, — он опять как бы потребовал одобрения. — Завтра, товарищ Иванов, я выдам вам конверт, а в нем будет рукопись. Вам поручается, подчеркиваю, поручается , товарищ Иванов, внимательно ознакомиться с рукописью. Изучить ее досконально. Проанализировать. И стиль, и язык, и повторяющиеся слова, и характерные приемы. Проанализировать и сравнить со стилем, языком, особенностями тех книг, которые лежат на столе. К сожалению, нет у нас сейчас настоящих лингвистов, специалистов по языку и стилю, многих война выбила. Но вы, товарищ Иванов, наших писателей знаете. Это ценнее любого образования. Вот они на столе — семь книжек членов писательской организации. — (Значит, и меня числит как члена писательской организации ?!) — Перечитайте, освежите в памяти. Сравните рукопись из конверта с этими книгами, должно же найтись что-то общее. Короче, мы хотим знать, товарищ Иванов, мог ли рукопись, которую вы получите, написать кто-то из авторов лежащих на столе книг?

— Но ведь авторство рукописи легко определить.

— Почему вы так считаете? — удивился гражданин Сергеевич.

— Рукопись написана от руки, потому она и рукопись. У каждого свой почерк.

— У нас, к сожалению, только машинописный экземпляр, слепой, без всяких авторских пометок.

Иванов кивнул. Конечно, работа необычная.

— Могу я забрать свою тетрадь?

— Как только закончите работу. — Кивнул гражданин Сергеевич.

И внезапно спросил:

— Вы что курите?

— «Беломор».

— Папиросы с собой не приносите. Ничего в карманах не приносите. «Беломор» и спички найдете в ящике стола.

— Тоже за мой счет?

Сергей Сергеевич впервые улыбнулся:

— Конечно.

И еще раз предупредил: ничего в карманах! И еще раз подчеркнул (уже без улыбки): ничего в номер не вносить и не выносить. Даже окурки.

От пережитого заболела голова.

Шел в сторону редакции. Приводил мысли в порядок.

Отщепенцы… Нытики… Усталость… Рукописи разные…

Но что такое отщепенческое или упадническое мог написать крепкий партиец секретарь писательской организации Слепухин Александр Леонидович? Или Ковальчук — детский, в сущности, писатель? Или бывший военный прокурор?..

Шел, мотал головой. Сам-то что о них знает? Писатели — народ непредсказуемый. И они, в свою очередь, что о нем, об Иванове, знают? Ну, читаю много… Интересуюсь многим… Это не только о нем можно сказать… Ну, написал о знаменитом машинисте («Говна-то!»), о городе написал… Филиппыч почему-то любит указывать: «Ты лучше про Лунина пиши». Считает, что рано ему, Иванову, браться за рассказы о московском драматурге, или о швейцаре, мечтающем уехать в Монголию…

«Я вашу литературную критику читал…» Да не читали вы, гражданин Сергеевич, мою литературную критику, она вся в моей голове…

«Книгу написать легко, любой человек книгу напишет, если захочет…»

Но вдруг тепло прошло через сердце. «Книга выйдет, примут вас в Союз писателей»… Раз гражданин Сергеевич так говорит, значит, так, наверное, и будет; эти многое предвидят…

Запутавшись в размышлениях, поднялся на второй этаж редакции, толкнулся в прокуренный кабинет. У Филиппыча сразу морщины поехали вниз по щекам.

Не спрашивая, плеснул в стакан из чекушки, вынутой из стола.

— Вчера заходил в книжное издательство. — Прищурился, как черепаха, на Иванова. — Вроде готовы принять решение. Потерпи. Вроде собираются выпустить твою книгу. Были у них вопросы, это само собой, но какие, точно не скажу.