Александр Бирюков - Длинные дни в середине лета

— Я за рост надоев отвечаю, понятно? За рост поголовья. За снижение себестоимости.

— Плохо отвечаете, — сказала очкастая. — Цены на мясо когда поднялись? Это вы так себестоимость снижаете?

— А вы привыкли все даром получать. Привыкли на деревне выезжать.

— Бедненькая! — опять влезла молодая контролерша. — Совсем тебя заморили. Да на тебе пахать можно.

— Как же! Прошли те времена. Сейчас где сядешь — там и слезешь.

— Очень много вам свободы дали, — строго сказала очкастая. — Совсем распустились.

— Дали! От вас дождешься!

«У, воровка, — подумала Наташка, — дави их!»

— Государство вас орденом наградило, очень сухо сказала очкастая, — а вы такие слова?

— Ты моего ордена не касайся, — она прикрыла ладонью лацкан жакета. — Ты сама такой заработай!

— Давайте пустим ее, — предложила молоденькая.

— Ни за что! Она мыслит неправильно. Разве можно такое поощрять?

— Я про вас в газету напишу! — кричала доярка. — Я напишу, как вы ставите рогатки передовому опыту. Я вас всех с работы поснимаю.

Контролерши молчали — старая, поджав губы, демонстративно смотрела в сторону, как будто доярки с орденом здесь и не было, а молоденькая смотрела с интересом, какой она еще номер выкинет. Наташка пошла к кассе и на вырученную в метро мелочь купила два билета.

— Пойдем, — сказала она, — пусть они застрелятся.

— Я про них все напишу, — сказала доярка, — в «Маяк коммунизма». У меня там редактор знакомый. Знаешь какой ловкий! Пять минут с тобой поговорит — и готово, приезжай за гонораром. Он с них стружку снимет, будут знать, как с рабочим человеком разговаривать.

— Ты рабочий человек?

— Ну!

— А орден за что дали?

— За примерное поведение. У нас в школе одна подхалимка была, ко всем учителям ластилась. Они ее на медаль вытянули. А в институт она все равно не попала — разве в Москве за месяц ходы найдешь! Так и сидит теперь в конторе, костяшки перекладывает за семьдесят рублей. И медаль у нее ерундовая, даже в клуб надеть нельзя. А я после седьмого класса на ферме.

— Доярка?

— Ну, — она растопырила пальцы, — видишь?

— В какой павильон пойдем?

— А ни в какой! Зоотехник с председателем ходят — и ладно. А мне зачем?

— Чего же ты лезла?

— А как они могут не пускать? Да они ручки по швам должны протянуть, если рабочий человек идет.

Они сели на лавочку. Совсем рядом шумел фонтан. Солнце уже больше не пряталось, и вызолоченные женские фигуры по краям фонтана сверкали так, что было больно смотреть.

— Это знаешь, как назвать можно? — спросила девка. — Слава труду. Точно! Ты со мной не спорь. Я заголовки умею придумывать. Редактор говорит, что в центральных газетах так не могут. Мы с ним писали статью про навоз. Нужен заголовок, я и придумала — «Сделаешь так — будешь с удобрениями». Здорово?

— Так и напечатали?

— Ну!

— У, воровка! Мороженого хочешь?

— Давай, я все московское люблю. Только ты меня так не называй.

— Ничего, перебьешься.

По дороге Наташка посчитала мелочь — не хватило трех копеек. Она тронула за локоть какую-то расфуфыренную даму — та от нее, как от прокаженной, отвернулась. Попросила у дяди в полотняном костюме — тот тоже скривился, но три копейки дал.

— А хорошо! — сказала девка, мороженое так и хрустело у нее на зубах. — Если бы в городе жила, по десять пачек в день ела и на танцы ходила. А где у вас танцы бывают?

— Везде.

— А что танцуют?

— Твист.

— А как?

— Вставай, сейчас научу.

Доярка послушно встала, и Наташка под какую-то торжественную песню — она гремела из репродуктора — закрутила ее по площади.

— Бедрами, бедрами работай! — кричала Наташка.

Вокруг стали собираться любопытные. Зрелище было смешное. Костюм на доярке вот-вот должен был лопнуть. Но, видно, крепкие нитки были в районном ателье.

— Ух, больше не могу! — простонала она, повалившись на скамью. — Купи еще мороженого.

— Сама купи.

— Ну тогда не надо. Я думала, что ты меня уважить хочешь.

— А за что?

— Как за что! Мне даже у нас в сельпо все без очереди дают.

— Ну и беги в свое сельпо.

— А ты не очень воображай! Кто ты есть? Стиляга московская. Танцы какие танцуешь? Тебя бы к нам на ферму — быстро бы рога обломали.

— Му-у-у-у! — Наташка выставила пальцы, как рога. — Буренка, му-у-у!

— Стиляга! И про тебя в газету напишу!

— Му-у-у! — прыгала вокруг нее Наташка. — Му-у-у!

...Часа через два Наташка шла мимо кафе. Солнце уже пекло, и было душно. Из окон валил крепкий запах щей. Вдруг парень, сидевший за столиком у окна, ей подмигнул. Наташка вернулась и уставилась на него. Он уже что-то рассказывал своим соседям — парню и девке и не смотрел в окно. Девка была очень носатая. Наташка стукнула по стеклу и, когда парень посмотрел, показала ему язык. Парень махнул рукой — заходи, мол.