Кэтрин Энн Портер Array - Библиотека литературы США

— Ворчи, ворчи, еще пожалеешь, — крикнула Розалин весело. — А ну убирайся, покуда чем в тебя не запустила!

Шляпу Деннис положил в зале на стол, сапоги сунул под диван, а сам сел на крыльце и раскурил трубку. Скоро холодом повеет, надо бы ему снять старую кожанку с крюка на кухонной двери. И что это нашло на Розалин? Зря, Деннис решил, Розалин валит все свои грехи на ирландскую породу, это очень даже несправедливо. Нет, ирландец — это вот как он сам: человек самостоятельный, рассудительный, и он правду любит. Розалин — ей никак этого не понять. «Да у тебя хоть кол на голове теши!» — сказала она как-то будто в шутку, а ведь не шутила. Не уважала она его никогда, вот что. И первая жена тоже. Что им ни дай — они вечно хотят другого. Был он молодой и бедный — первой жене не хватало денег. Стал солидный человек, деньги в банке имеет — этой молоденького подавай. «Все они неблагодарные, факт», — решил он, и сразу ему полегчало, как от удачной находки. В сентябре человек может насмерть простынуть без куртки на этом крыльце, а ей хоть бы хны! Он лязгнул зубами, почувствовал, что неплотно пришлись, что не те уж зубы. И руки-ноги будто на веревках привязаны.

А Розалин — та с виду ни чуточки не постарела. Можно подумать — нарочно, чтоб ему досадить, из вредности, да никогда она не была вредной. Вот уж чего не скажешь. Только она никак не могла забыть свою юность, свой успех на всю Ирландию и вечно ему про это разные сказки рассказывала. Эту ее юность он яснее представлял, чем свою собственную. Про себя самого он ничего не мог вспомнить отдельно. Прошлое в нем осело неделимое, в целом, оно было в нем, он узнавал его разом, едва о нем вспомнит, оно было как сундук, где уложено все добро, известно какое, не надо перетряхивать и пересчитывать. Да, если в целом взять, нелегко пришлось человеку по имени Деннис О’Тул в английском Бристоле, где он подрос и работать пошел, едва работа подвернулась, когда и силенок-то еще не хватало. А первая жена так и не простила ему, что оторвал от корней и перетащил в Нью-Йорк, где жили братья-сестры и работа была получше. Долгие годы, что он прослужил официантом, а потом метрдотелем в нью-йоркской гостинице, стояли в памяти, как в телескопе. Гостиница, конечно, была не ахти, но все же он служил метрдотелем, а это немалые деньги, он скопил на ферму в Коннектикуте, худо-бедно обеспечил себе постоянный доход, и чего Розалин еще надо?

Он не особенно горевал, когда первая жена умерла вскорости после приезда в Америку, они не очень-то ладили, и вроде еще до ее смерти он решил, если она умрет, больше не жениться. Он и держался чуть не до пятидесяти, до тех самых пор, пока на танцах, где собирались ирландцы из графства Слайго, где-то в самом конце 86-й Восточной не повстречал Розалин. Была она рослая, румяная, плясала лучше всех, парни за нее прямо дрались. Так и проплясал он под ее дудку два года целых, пока она согласилась за него пойти. Говорила, что всем он хорош, да жаль, родом из Бристоля, а считается, мол, что ирландцу, рожденному на чужбине, веры нет. Почему — она не бралась объяснить, просто считается так, что они даже дублинцев хуже. Приличная девушка из Слайго никогда не пойдет за дублинца, присватайся он к ней хоть на необитаемом острове. Деннису прямо не верилось, в жизни он не слыхал ничего такого про дублинцев; лично он полагал, что деревенская девушка должна с радостью выскочить за городского. Розалин сказала: может, и так, но он еще поглядит, как она с радостью выскочит за ирландца из Бристоля. Работала она горничной у одной богачки, ведьмы, каких мало, говорила Розалин, и сперва Деннис даже опасался, что, когда девушке так туго приходится, она может выйти за человека, который ей в отцы годится, просто по расчету, но еще те два года не прошли, а он свои опасения оставил.

Скоро после свадьбы Деннис начал было даже чуть не жалеть, что не уступил ее какому-нибудь здоровенному битюгу, но он ведь любил ее, она была славная, добрая девушка, и, когда поунялась немного, он понял, что лучше он выбрать не мог. Об одном он жалел — что не на Розалин он женился тогда еще, в первый раз, в Бристоле, и доживали б они сейчас тихо свой век. Как-никак — тридцать лет чересчур большая разница. Розалин он про это, конечно, не говорил, это б надо совсем себя не уважать. Он выбил трубку о скребок, и тут ему позарез понадобился пыж, который лежал на кухне.

Розалин сказала:

— Заходи, гостем будешь!

Он стоял, озирался, гадал, чем это она тут занималась. Она предостерегла: