Владимир Бочкин: Повод жить (СИ)

Я подошёл к двери, когда мне прямо в ухо прозвенел звонок. Никогда не замечал, что наш дверной звонок такой оглушительно несносный. Я аж покачнулся, опёрся о стену и нахмурился. Но тут в мозгу прозвенел свой, совсем маленький, но зловредный звоночек.

Пистолет ведь пропал и неизвестно как я его использовал, может, пристрелил кого по пьянке. Легко догадаться кого. Пристрелить я мог только Петра. Тогда, сейчас за дверью стоят люди в форме, и в перспективе меня ждёт небольшая экскурсия по тюрьмам нашей необъятной родины. Хотя, чего я боюсь, покончить жизнь самоубийством можно и в тюрьме. Конечно, более хлопотно, но нет ничего невозможного. Чёрт с ним, была не была. Вот только перед Нинкой неудобно. Может, я его несильно застрелил? Пистолет, всё же травматический, а не боевой.

Я даже не стал смотреть в глазок. Зачем лишать себя удовольствия.

Щёлкнул замок, дверь открылась.

Чуть ссутулившись передо мной стоял Аркадий, как же его отчество, из квартиры напротив. Сто лет его знаю, точнее всю свою сознательную жизнь. Ему сейчас уже лет семьдесят или даже больше, точнее не скажу. На вид крепкий для своего возраста, только угрюмый очень. Мы никогда с ним особо не общались, и вот я умудрился забыть его отчество, то ли Борисович, то ли Петрович. Ему то что от меня надо?

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, Олег.

Возникла неловкая пауза. Он меня буравит запавшими глазами, а я пытаюсь сообразить что сказать.

— Можно войти? Нам нужно поговорить.

— Вообще-то как раз сейчас я особенно спешу. Дела всякие, то сё.

— Ничего, — он пошёл прямо на меня и я был вынужден сдать позиции. В моём нынешнем состоянии даже дедуля переехал бы меня как танк.

Я запер дверь и жестом показал в сторону кухни. Мы сели за столик, и я тоскливо посмотрел на него. Надеюсь, он быстро управится. А он не торопится. Молча обвёл взглядом нашу небольшую кухоньку, сложил руки перед собой и строго посмотрел на меня.

— Да?

— Я тоже первое время чистоту наводил.

Как бы ему поделикатнее намекнуть, что сейчас не время для загадок.

— Вот как! Ну да, я понял, в смысле нет. Вы о чём собственно?

Он вздохнул и вынул из кармана потрёпанного пиджака пистолет. Он взял его за ствол и аккуратно положил передо мной.

— Это мой?

— Ну не мой же.

Я не пытался взять его в руки.

— И что?

— Я первое время тоже чистоту наводил. Драил, стирал, только у меня ведь ещё дача есть, вот там пропадал постоянно.

Я молчал.

— Они умерли, когда тебе лет пять было. Вряд ли помнишь. Дочка погибла в автокатастрофе, а жена через месяц от инфаркта.

— Не помню.

— Я тоже придумывал всякие способы. А вместо этого поливал, тяпал и прочей хренью занимался. Кстати, отличный урожай вышел. Никогда такого не было.

— И что, вы застрелились или повесились? Про падение с верхнего этажа не спрашиваю, вы ведь тоже живёте на первом.

Он одобрительно кивнул.

Вспомнил, Аркадий Иванович, при чём здесь Борисович!

— Шутишь, значит ничего, жизнь продолжается.

— Вряд ли.

— Это верно, вряд ли. Я ведь тоже редко с тех пор улыбаюсь, но я ведь старше был, чем ты сейчас лет на двадцать. Мне простительно, а ты чего киснешь?

Я удивлённо приподнял брови.

— У меня вообще-то жена умерла, если вы не в курсе.

— Знаю, но ведь она умерла, ей огорчаться положено, а ты зачем киснешь?

Я вздохнул и отвернулся к окну. Меньше всего хотелось вести философские беседы.

— С чего вы взяли?

— А кто вчера пытался застрелиться, я что ли?

Я заинтересованно посмотрел на него.

— Я пытался? И как, успешно?

Аркадий Иванович усмехнулся.

— Более чем. Вы с Петром напились вусмерть и решили на пару застрелиться. Я мимо гаража проходил, когда вы спорили кто первый нажмёт на курок. Пришлось отобрать оружие и разогнать вас по домам.

— Зачем?

— Потому что неправильно уходить вот так, по пьянке. К тому же я решил узнать, почему вы решили застрелиться.

Я развёл руками.

— Сколько раз повторяться. У меня умерла жена.

Старик покачал седой головой.

— Нет, это не причина. У всех умирают близкие люди, но в петлю редко кто лезет. Так жизнь устроена, смерть всегда рядом, но желание жить у оставшихся всегда сильнее скорби. Так почему?

Ох, озадачил. Действительно, почему?

— От отчаяния.

Он снова покачал головой.

— Нет, ты ещё не знаешь, что такое отчаяние. Настоящее отчаяние, его высшая степень — приходит с пониманием, что даже самоубийство ничему не поможет. Это бессмысленно.