Владимир Гурвич - И корабль тонет…

Шаповалов не спускал с рассказчика изумленных глаз.

— И это и есть ваше учение?

— Да, это ключ к новым возможностям, к новому восприятию мира. Вы и не представляете, как кардинально оно отличается от привычного. Я же говорил: одно дело понять, другое дело проникнуть в глубинный смысл услышанного. Первая моя реакция была точно такой, как сейчас ваша,

— Нет, это не то, что мне нужно, — энергично замотал головой, словно лошадь, Шаповалов, не слушая Шаронова. — Меня другое беспокоит. — Он поднял голову и посмотрел на него. — Что будет со мной после…

— После чего?

— После смерти! Разве не понятно! — закричал Шаповалов. — Куда я там попаду, если куда-нибудь попаду?

— Вот вы о чем.

— Что говорит ваша теория? Или ничего не говорит?

— Моя теория говорит о том, что рай или ад — понятие условные. Человек с обыденным сознанием живет в некой информационно-энергетической оболочке. Она чем-то напоминает зеркальную комнату. Вы получаете определенного уровня и содержанию сигналы, насыщаете их своим содержанием и отражаете. А они, пройдя некоторую трансформацию, снова направляются вам. И так без конца, этот поток абсолютно непрерывен. Не постигнув учения, личность не в состоянии вырваться из этой тюремной камеры.

— Вот оно как, — задумчиво протянул Шаповалов. — А вот эту часть, пожалуй, как вы говорите, я постигаю. Что-то подобное мне и самому казалось. Правда, я никогда не считал это чем-то ужасным. Наоборот, это позволяет человеку концентрироваться на своем деле. Разве не так?

— Вы в чем-то тут правы, но эта самая концентрация становится барьером для перехода на другой уровень. Ни на что другое подобный человек уже не способен. Вначале такая сосредоточенность на чем-то одном приносит результат, но зачем она же становится препятствием для дальнейшего движения вперед. А тот результат начинает тяготить. И чем дальше, тем сильней.

— Нет, вы меня никогда не поймете, — махнул рукой Шаповалов. — Давайте про рай и про ад.

— Рай и ад — не более чем наши представления. После кончины человек попадает в то поле, в каком он прожил земную жизнь.

— Получается, что ничего не меняется? — В голосе Шаповалова прозвучала надежда.

— И да и нет.

— Сначала давайте про «да».

— Перейдя туда, он не постигает ничего принципиального нового, его умственные и нравственные качества сохраняются в прежнем виде.

— Что же тогда «нет»?

— Человека мучит неудовлетворенность. То, чего он тут любил, или то, чего ему хотелось, но не получилось, требует воплощения при отсутствии возможностей. Это и ест тот ад, куда попадают люди. Это приносит безумные страдания.

— Что же тогда рай? И как туда взять билет?

— Если вы открываете в себе новые возможности, то они устраняют прежние желания. И тогда там вас ничего не беспокоит, вы наслаждаетесь состоянием блаженства. И вам не надо возвращаться на землю, вновь облачаться в плоть и кровь.

— Я ожидал худшего.

— Полагаю, вы не до конца прониклись перспективой того, что вас ждет.

— А если я пойду по вашему пути, все для меня будет иначе?

— Только пойти недостаточно, нужно еще дойти. А это долгий путь. Я по нему иду уже много лет, но еще очень далек от конечной станции.

— Полагаете, что не успею? — бросил Шаповалов на Шаронова острый взгляд. — Только честно.

— Полагаю.

— Н дойду, значит, не дойду. Я вас понял. Хотя и не постиг.

— Больше вопросов у вас нет?

— А черт его знает. Но задавать не хочется. Надоело говорить на эту тему.

— Вы помните, что в те годы творилось в стране. Все останавливалось или сразу рушилось, полки магазинов пустели, словно бы шла большая война, хотя не было и маленькой. Народ зверел прямо на глазах, люди гонялись по всему городу за самым обычным шмотьем. И чем хуже становилось, тем сильней я радовался. Я все больше проникался убеждением, что снова наступают мои времена. Этот режим себя исчерпывает, а, следовательно, уже совсем скоро он позовет для спасения новых людей, коль прежние сделать ничегошеньки не могут. А новые люди — это как раз такие, как я. Такова логика истории, а против нее не попрешь, даже если очень хочется.

Конечно, я не знал, как будут развиваться события, но на всякий случай предпринимал кое-какие меры. Удалось установить связи с местными чиновниками, от которых зависел мой бизнес. Но меня интересовал не столько он сам, так как я за него не боялся, а новые возможности, которые рано или поздно откроются.

Рассказчик замолчал, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Слушатели тоже молчали. Ромов внимательно рассматривал Шаповалова, поражаюсь тому, как стремительно ухудшается его внешний вид. Под глазами большие, явно не здорового происхождения, мешки, кожа лица серая, как плохая бумага, глаза потухшие. Да и в голосе нет былого напора и энергии, такое ощущение, что он звучит скорей по инерции. Что же такое с ним происходит?