Владимир Гурвич - И корабль тонет…

Ромов поспешно спрыгнул с кровати и включил компьютер. Через несколько минут протянул стопку листов Суздальцеву.

Тот жадно взял листки.

— Пойду читать. Молодец, что не подвел. — Он потрепал Ромова по щеке и вышел из каюты.

Ромов поспешно сунул сигарету в рот. Несколько раз подряд жадно затянулся. Затем затушил ее и лег на кровать. Будь, что будет, подумал он.

Марина лихорадочно думала, как ей поступить. Мысли приходили самые разные, начиная от того, чтобы пойти к Шаповалову и отказаться от этой почетной миссии, до того, чтобы рассказать о задании отца Филиппу. А вместе они найдут какой-нибудь выход. Но все эти проекты были абсолютно нереализуемые, они возникали скорей от отчаяния. И даже если она переспит с юношей, изменится ли Филипп настолько, чтобы это удовлетворило бы его папушу? На сей счет у нее были большие сомнения. Но что она в таком случае может сделать в такой патовой ситуации?

К ней пришла странная мысль — посоветоваться с Шароновым. Конечно, говорить все как есть, она не собирается, она же не дура. Хотя по большому счету себя умной никогда не считала. Умные разве так живут, разве снимаются в эпизодах за копейки. Она видела настоящих артистов, некоторые были не старше ее, а какие гонорары гребут! Ей и за год столько не заработать, сколько некоторым платят за один съемочный день. Иногда, получив свои жалкие гроши, она находила укромный уголок — чтобы никто ее не обнаружил — и ударялась в слезы. Она оплакивала свою несчастную судьбу, до которой никому нет дела. Скольким людям помогают, за них просят, их продвигают. А ею никто не интересуется. Был период, когда она верила, что Ромов как-то ей поможет. Да что теперь говорить, нашла на кого уповать.

Марина знала, где Шаронов часто находится на этой яхте. Часто он сидит в кают-компании и что-то обдумывает. Ей давно хотелось с ним поговорить, просто так, ни о чем, вернее, о жизни, что почти одно и тоже. Ей казалось, что она может от него услышать нечто важное для себя, какой-то совет, способный изменить ее убогое существование. Хотя какой именно, не представляла даже отдаленно. Сейчас же у нее был конкретный интерес. В конце концов, должен же существовать в мире один человек, к которому она может обратиться за помощью.

Шаронов действительно сидел в кают-компании за ноутбуком. Но на ее счастье он ничего не писал. Марине показалось, что он выглядит отрешенным, поглощенным своими глубокими размышлениями. А то, что его размышления всегда были глубоки, она не сомневалась. Кто еще, как не он, способен действительно мыслить, всем другим на яхте этого просто не дано. Разве только Филиппу, но он еще совсем юн. А вот когда вырастет, то может, сравняется с Шароновым. Или даже опередит.

Интересно, будет ли он чрез много лет вспоминать это путешествие, ее, Марину. Она уже тогда будет не молодой, потеряет немалую долю своей привлекательности. Ей вдруг стало грустно; чтобы ни произошло, она всегда останется на задворках. Такой уж ее удел. Ей часто кажется, что как бы она не трепыхалась, ей все равно ничего не светит. И всю жизнь проведет так, как сейчас.

Она села рядом с Шароновым.

— Я вам не помешаю, Андрей Васильевич?

— Нет, Марина, не помешаете. Может, даже поможете.

— Я вам помогу? — искренне удивилась девушка. — Это вы мне можете помочь, а я-то чем? Я так мало знаю.

— Дело не в знание, многие, чем больше узнают, тем меньше понимают.

— Я что-то вас не пойму. Я всегда была уверен в обратном.

— Это только так представляется. А на самом деле, наоборот. Знания открывают ворота к незнанию. Чем больше знаешь, тем меньше знаешь. Самое ценное знание — это знание своего незнания.

— Ничего не понимаю, я запуталась. Наверное, я просто дура.

— Совсем нет. Все очень просто. Каждое новое знание всегда открывает целый пласт того, чего мы еще не познали, не постигли. И чем больше узнаем, тем становится обширней область неизведанного. Когда-то люди были убеждены, что вот-вот им удастся все узнать. И создавали научные теории, религии в надежде раз и навсегда закрыть вопрос. А их становилось все больше. Многие страшно боятся открытых систем, им так и хочется втиснуть себя в закрытую наглухо со всех сторон камеру. В ней им комфортно и безопасно. И чтобы там оставаться на какие только ухищрения и преступления не идут.

— Нет, все же я вас не совсем понимаю. Хотя что-то начинает слабо, на горизонте проясняться. — Марина подумала о Филиппе. А вдруг это и есть ключ к нему. Хотя пока не ясно, каким образом им пользоваться. — Но что же нам, простым людям, делать в таком случае?