Владимир Гурвич - И корабль тонет…

Марина замолчала, и между ними повисла очередная пауза. Молодая женщина не без опасения ждала своего приговора.

— Я вовсе не собираюсь придавать этому эпизоду какое-то значение, — вдруг решительно произнес Филипп. — Если обращать внимание на такие мелочи, жить будет просто невозможно. Хотя, не скрою, мне жаль, что ты так поступила. Мне даже это неприятно. — Филипп замолчал и сглотнул слюну.

Неожиданно для себя Марине стало искреннее жалко юношу, по своему опыту она знала, что в его возрасте такие истории воспринимаются куда острей, чем когда человек становится старше. Она осторожно обняла его за плечи. В первую секунду Филипп обмяк под ее руками, но почти тут же резко выпрямился.

— Не надо, — сказал он. — Я в порядке, со мной абсолютно ничего не происходит.

— Прости.

Филипп внезапно поднялся со стула.

— Я рад, что и с тобой все в порядке. Когда я шел к тебе, то только это и хотел узнать. В любом случае между нами ничего не изменилось.

— Я рада.

Филипп перевел взгляд на иллюминатор.

— Кажется, буря уже не такая сильная, — заметил он.

— Мне тоже так показалось.

— Тогда я точно могу идти.

Филипп быстро вышел из каюты. Марина с облегчением вздохнула, эта встреча стоило ей много нервов. Но теперь, слова богу, можно немного заняться собой. Почему-то она уже не чувствовала никакого страха перед грозной стихией.

Шторм окончательно затих где-то к середине ночи. Утро встречало просыпающих людей ясным небом и спокойным морем. Было трудно представить, что всего несколько часов назад по этим безбрежным просторам носились могучие водяные горы, которые, словно фигуры на доске, легко перемещались на большие расстояния.

Шаповалов казался необычно оживленным, его глаза блестели, а с губах не сползала улыбка.

— Как вам, господа, стихия? Не правда ли замечательно. — От охватившегося его воодушевления он даже вскочил с кресла. — А как тебе Филипп? — обернулся Шаповалов к сыну. Это ведь твой первый шторм?

— Я почти все время спал, — ответил юноша.

— Спал? — удивился отец. — А я всю ночь не сомкнул глаза. Уснул только под утро. Разве можно пропустить такое незабываемое зрелище. Вот господа сценаристы, уверен, меня поймут.

— Эта была фантастическая картина, — первым отозвался Ромов. — Только страшная. Несколько раз мне казалось, что все кончено. И сценарий мы уже никогда не напишем.

— С вами все ясно, молодой человек. Вам никогда не постичь величие природной стихии. А меня шторм просто завораживает. Впрочем, когда я попал в него первый раз, то пережил нечто подобное. Думал, из этой заварушки уже не выбраться. Но когда все же выбрался, то понял, что ничего прекрасней и величественней не видел. Да и не увижу. С тех пор я жду шторма прямо-таки с вожделением, словно красивую женщину. Нет, даже и сильней. Не всякая женщина вызовет такие сильные ощущения. А какое на вас впечатление произвел шторм, Андрей Васильевич?

— Я был захвачен им. Со мной случилось нечто необычное, почти как тогда. Вы помните, я вам рассказывал.

Шаповалов подскочил к Шаронову и внимательно осмотрел его.

— Неужели? И что вы чувствовали?

— Ощущение полета. Особенно при ударах волн.

— Вам не было страшно? — продолжал допытываться Шаповалов.

— Не знаю, — не уверенно ответил Шаронов. — Скорей всего нет. Было любопытно, чем это кончится.

— Что именно?

— То, что происходило вокруг меня, со мной. Я стоял на границе одного мира…

— Вы мне об этом расскажите чуть позже, — перебил его Шаповалов. — Я хочу продолжить наш рассказ. Как раз фон получился очень удачным. Помните, на чем я завершил?

— Отлично помним, — поспешил ответить за всех Суздальцев.

Шаповалов недовольно взглянул на него, эта реплика предназначалась не для продюсера.

— Мы отлично все помним, к тому же записываем все на диктофон — сказал Ромов.

— В таком случае, поехали. Наши дела шли так хорошо, что я забыл про совет моего наставника: никогда не терять бдительность. И чем лучше дела, тем сильней нужно ее проявлять. Если бы я стал перечислять все, что мы тогда делали, ушло бы чересчур много времени. Да к тому же половину я уже забыл. Надо сказать, что при всем том у нас хватило мозгов, чтобы не афишировать наше богатство. Когда хотели покутить, садились на самолет и улетали далеко. Впрочем, об этом я, кажется, уже говорил.

Но ведь и другие не спали. И внимательно наблюдали за нашей бурной деятельностью. И не просто наблюдали, а жутко завидовали. Мы же оттерли от самых прибыльных мест другие группы. А они вовсе не собирались ни с этим мириться, ни прощать нам этого. Против нас был организован настоящий заговор. Местный криминалитет сговорился с милицией, кое-какими чинушами. И вся эта братия решали нас обчистить. И не просто обчистить, а по полной программе. Ничего нам не оставить. Тогда мы снова столкнулись с довольно не простой задачкой, денег было много, а где хранить? Частных банков не было. А в сберкассу такую сумму не понесешь. Да и не очень мы доверяли этой лавочки, там вполне могли присвоить наши денежки по решению суда. Поэтому приходилось хранить заработанное в потайных местах. И наши враги знали про них. Вернее, где эти шкатулки находятся, они не ведали, но то, что они где-то есть, не сомневались. Надо отдать должное этими ребяткам, они все сделали, как по нотам. Видно долго готовились. Ни один день следили за каждым из нас, выясняли, кто и по каким стежкам-дорожкам ходит. А мы, дурачье, ни о чем не догадывались. Был назначен день х. И нас почти одновременно всех загребли.