Евгения Сафонова: Первая роза

Дверь палаты отворилась пугающе бесшумно.

— Ну, Софья Андреевна, будем знакомы, — человек в белом халате остановился в трёх шагах от койки. — Я ваш лечащий врач, Александр Петрович.

Она молчала, глядя в потолок. Волосы пролитыми чернилами разметались по белой подушке.

— Операция прошла успешно, но для полного восстановления подвижности руки нужна ещё одна. С порезанными сухожилиями приходится возиться, да, — зачем-то оправдываясь, добавил врач. — Думаю, через неделю, посмотрим на динамику… А пока каждый день вас будет посещать психиатр.

— Когда меня выпустят? — голос её звучал безучастно.

— Хм, — врач в замешательстве поправил очки. — Учитывая вашу ситуацию… нескоро, думаю. Дома вам не смогут обеспечить надлежащий уход.

— Меня отправят в психушку, я знаю, — буднично сказала Соня. — В прошлый раз перевели, как только проснулась. Пришла эта сова психическая, выпытала, что могла, и упекла на два месяца.

— В прошлый?

— Ну да. Таблетками травилась, — Соня, наконец взглянув на него из-под косой чёлки, растянула губы в улыбке. — Хочешь сказать, ты — врач? Институт-то хоть кончил?

— Интерн, — пробормотал он, снова поправив очки, проведя пальцем снизу вверх по переносице. — Недавно…

— Та сова-психиатр тоже часто очки поправляла. Люди думают, они так умнее кажутся. Интересно, в этот раз тоже она придёт? — её взгляд блуждал по зелёным стенам, трём пустующим койкам и единственному окну. — Зачем вы меня спасли?

— Мама ваша «Скорую» вызвала…

— Я спрашиваю не «почему», а «зачем». Вот зачем? Один раз умереть не дали, второй захотела — опять… Первый я ещё боялась. Когда засыпала, думала, не зря ли. А во второй уже совсем не страшно. Больно только, когда режешь, а потом хорошо даже. И как вы понять не можете… я же в итоге всё равно умру, только ещё три месяца промучаюсь. В следующий раз с крыши спрыгну, чтоб наверняка. А ты записывай, записывай — это же моя история болезни. Ты бы всё равно стал мне вопросы задавать.

Послушно строча в тетрадку, парень как-то утробно кашлял.

— Два лезвия пришлось использовать. Первое в воду упало, когда из руки в руку перекладывала — пальцы уже не гнулись. Пришлось второе брать, я его на бортик ванной положила. Я же знала, что ослабею. Подумала: если лезвие из руки выпадет, его искать будет трудно, а если не порежу как следует, откачать смогут. И всё по плану прошло. Но когда Анька нужна, она вечно спит, а когда не нужна, тут как тут, просыпается… Вот и сейчас из комнаты выползла — и в ванную первым делом. Представляю, какой вой подняла… Хочешь что-то спросить?

— Я просто думаю… — он смотрел на ручку, которую вертел в пальцах. Мальчишка, презрительно подумала Соня. Неопытный мальчик, у которого спутались все планы и растерялись все слова. Вот теперь он сидит и думает, можно ли с ней говорить или всё психиатру оставить, чтоб не навредить. — Да нет, ничего, — мучительная точка чуть не продырявила бумагу. Ещё и трус к тому же. — В общем, лежите, отдыхайте… вам нужен покой, это сейчас самое главное… я зайду позже, как обход буду делать.

Небось сам пай-мальчиком был, думала Соня, глядя ему в спину. Ботаник очкастый. У родителей под крылышком наверняка рос, шаг вправо, шаг влево… Жизнь, где каждый шаг расписан с рождения.

Она знала, что он хотел спросить. Он хотел бы понять, какие чувства толкают на такое. Хотел бы представить, как можно пытаться убить себя. Хотел бы осознать, как в пятнадцать лет можно настолько ненавидеть жизнь, чтобы позаботиться о втором лезвии. Но он не мог ни того, ни другого, ни третьего. И всё, что ему оставалось — уйти.

Она для него теперь — раздражающий фактор. Самоубийцы всегда раздражают остальных. Их боятся. Они же… неправильные. Нельзя поступать так, как они.

Соня закрыла глаза: ничего, мальчик. Привыкнешь. Да и недолго я буду тебе досаждать.

— Как ты могла?! — Анька впихнула ей в рот ложку бульона. Удивительно, что ложка впихнулась — руки у неё тряслись. — Я же в прошлый раз… я же умоляла тебя! Почему?

— Не надо нервничать. Тебе вредно.

— Я думала, тебе в диспансере мозги на место поставили, а ты… ты что, всё время ждала момента, когда выйдешь… чтобы опять оказаться здесь?

— Я не хотела оказаться здесь.

Соня смотрела на свои забинтованные руки, лежавшие на одеяле. Чёрный маникюр был безжалостно загублен — ногти ей постригли, пока она спала.