Евгения Сафонова: Когда правят драконы

Дракон пришёл в тот день, когда принцессе Коре исполнилось восемнадцать.

Дракон появился из ниоткуда. Сначала — едва заметной точкой в небе, которую легко было принять за птицу, затем — чёрной тенью на фоне зари.

Дракон медленно кружил над просыпающимся городом, постепенно снижаясь. Люди, зевая, выходили на узкие улочки, в честь дня рождения принцессы разукрашенные пёстрыми флагами; и лишь некоторые недоумённо поглядывали вверх, на странную птицу, не зная, что видят собственную смерть.

Когда дракон снизился достаточно, чтобы можно было разглядеть его очертания, кто-то закричал, кто-то побежал, кто-то ударил в набат — и тогда дракон сложил крылья и ринулся вниз.

Всё закончилось, не успев начаться: черепичные крыши снесло мощными ударами шипастого хвоста, зарю закрыли клубы чёрного дыма, пёстрые флаги обернулись пеплом. Королевские гвардейцы, едва успевшие построиться на площади перед дворцом, изжарились в собственных доспехах: чудище дохнуло один-единственный раз, и всю площадь затопило волной золотого огня, раскалившего брусчатку докрасна.

Лениво смахнув хвостом шпиль самой высокой дворцовой башни — той, на которой развевался флаг с королевским гербом — дракон приземлился перед дворцом; и придворные во главе с королевой, уже успевшие выбежать наружу, застыли, подчиняясь немому приказу в жёлтых, словно жидкое золото, драконьих глазах.

— Отныне это королевство моё, — проговорил дракон; голос его был низким, мягким и вкрадчивым. — Подчинитесь мне, и я буду править вами справедливо и мудро. Ваши враги побоятся приблизиться к вашим границам. Ваши сокровищницы будут ломиться от золота. Вы не будете знать голода и нужды. Ни один дракон более никогда не побеспокоит вас. — Речь дракона отзывалась дрожью в костях, она обволакивала слух тёплой чарующей пеленой. — Взамен мне нужна лишь тысяча овец в год и одна невинная девушка благородных кровей.

Придворные переглянулись, и удивлённый шёпоток пронёсся над благородной толпой в шелках и бархате.

Это было в новинку. Дракона издавна гнездились в горах, и все окрестные королевства смирились с ними, как с крысами. Молоденькие дракончики нередко совершали налёты на фермы, таская скот, но серьёзных неприятностей не доставляли. Драконы покрупнее иногда заявлялись в мелкие городишки — но, разрушив с десяток домов, прихватив парочку девиц и несколько сундуков с золотом, удалялись обратно в горы. Самые старые редко появлялись в королевстве — но если появлялись, то не оставляли в живых никого. И никто уже не смог бы отстроить заново город, разрушенный до основания, полный беспокойных призраков.

Никогда драконы не хотели править.

Дракон ждал ответа, и золотое пламя переливалось под его ониксовой чешуёй, а огромные полупрозрачные крылья подрагивали, как кленовые листья, о которых напоминала их форма. Цепочка антрацитовых шипов тянулась от его лба до кончика хвоста, и самый мелкий из них был выше человеческого роста. Дракон возвышался над полуразрушенным городом, подобно горе из чёрного агата, и явно разменял не одну сотню лет.

Он был древним. И, если немного поразмыслить, его предложение было вполне приемлемым — потому что он мог за считанные минуты оставить от столицы королевства одни головёшки.

Никто не подумал возражать; но королева, словно очнувшись от наваждения, расправила плечи и шагнула вперёд.

— Никогда! — выкрикнула она, и в сравнении с речью дракона голос её походил на писк. — Мы лучше умрём, чем склоним головы перед чудовищем!

У придворных вырвались крики ужаса — они явно не были согласны с тем, что лучше для них — но было поздно: дракон сощурился, и узкие зрачки его ещё более сузились.

Дракон вздохнул, и горячий воздух взъерошил волосы людей перед дворцом. Они хотели, но не могли убежать, подчиняясь чарам драконьих глаз — и лишь молча смотрели, как дракон делает глубокий вдох для…

— Стой! — прозвенел струной арфы тоненький крик.

Золотое пламя, уже поднимавшееся по длинной драконьей шее, погасло, и чудище обернулось.

Клубы дыма расступились перед ворвавшейся на площадь принцессой. Кожа её светилась нежнее зари, медные волосы пылали ярче закатного солнца, а глаза напоминали о росистой весенней зелени. Её белая лошадь, тонкая и великолепная, бесстрашно перепрыгивала через горящие обломки домов и обугленные тела.