Михаил Попов - Колыбель

— Но я все же не непрерывно пью. Беру женщин из долины. И вижу вдруг — они по–новому говорят.

— Но уж больно ты хорошо для шумера русским овладел. И быстро. Ой, господи, только не хохочи так, голова треснет. Что тебя насмешило?

— Про «быстро». Сколько, думаешь, ты на острове просидел?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. И давно догадался: что долго, что быстро, тут нельзя знать. О чем задумался?

— Вспомнил камень, на котором мой… партнер затеял календарь, да, в общем, время действительно здесь… не будем о нем, ибо правда же смысла никакого. Тем более после того, как ты меня ткнул носом в самый здешний корень. Как я сам не сообразил, что они тут умирают наоборот.

— Я очень умен.

— Да, ты офигенно умен.

— Почему не добавишь то, что хочешь добавить?

— А что я хочу добавить?

— Что не в уме дело, просто у меня было достаточно времени, чтобы все тут понять.

— Ты что, и мысли читаешь?

— А ты попей с мое.

— Слушай, Гильгамеш, сделай одолжение, не выходи из шумерского образа, мне как–то легче, когда я говорю с грохочущей горой, а не с гопником.

— Я же у тебя беру слова.

— Ладно. Нальем?

— На этой стадии закусывать лучше вот этими корешками. Ничего подобного не помню у себя на родине, хотя я был сын вождя и многие думали о моей еде.

— Обязательно вождя? У нас каждый грузин говорит, что он князь.

— Опять слышу темное в словах. Кто такие грузины? Почему они все князья?

— Да черт с ними, с грузинами. Их вообще не было, когда ты отплывал. Да и нас тоже. Дай мне еще одну кисленькую. Да, а чего это ты отплыл, сын вождя? За благовониями в страну Пунт? Мне кажется, была какая–то другая причина. Что я такого сказал, Гильгамеш? Не смотри на меня так!

— Как ты понял?

— Что понял? А, считается, что все и всегда в древности плавали за благовониями. Меня другое интересует: почему тебя послали, если ты сын вождя, а не купец? Ладно, можешь не отвечать, только не смотри на меня так. Страшно!

— Ты уже понял, что я поплыл не за благовониями.

— Все, все, больше я ничего знать не хочу, избавь меня от страшных тайн. Ты сын вождя, а при дворе могло произойти все, что угодно…

— Ладно, я тебе скажу.

— Может, все же не надо?

— Нет, я скажу.

— Только если тебе самому хочется. Иногда бывает трудно удержать в себе, желание поделиться бывает таким сильным…

— Я заболел.

— А я думал, что какой–нибудь заговор или в папин гарем проникновение.

— Меня бы казнили.

— Логично.

— Я заболел.

— Ты здоров. Ты так здоров, что я даже не видел людей здоровее. Ты борца сумо одной рукой…

— Страшная болезнь. Никто не выздоравливает. Всех больных отправляют на остров в море. Со мной попрощались, снарядили корабль… Я плыл день, плыл неделю, а потом была буря…

— Ну да, знакомо.

— И я оказался здесь.

— Но как ты выздоровел? Послушай, послушай, кажется, я начинаю соображать… Ты не выздоровел, просто болезнь остановилась, она…

— Да.

— Только не сердись, Гильгамеш, вот такой львиный нос и голова… только не сердись… это ведь проказа, да? В начальной стадии.

— Выпьем.

— И поэтому ты не пробовал отсюда уплыть.

— Выпьем. Теперь занюхивай этой травой. Еды больше не нужно.

— Понятно, понятно. Теперь понятно, почему здесь не бывает похмелья. Дикари живут задом наперед, от смерти к рождению, а ты просто как бы висишь меж двух времен. Да, а тот детский сад, что я видел напоследок, это не детский сад, это дом престарелых на самом деле. Ты давно все это просек?

— Очень давно. Но не сразу.

— Ты мне лучше скажи: ты вот, скажем, веришь, что наши дикари действительно попадают, ну, куда–то попадают, после того как умрут здесь? И где оно, это место, куда они попадают? И есть ли оно?

— Понимаешь, Денис, они верят, я знаю, что они верят. Больше ничего знать нельзя. И не надо.

— Я, блин, так ничего и не соображу по этому поводу. Чушь какая–то. Ну, время, ну, в обратном направлении, какой–то кусок в реальности оказался обладающим такими свойствами, может, он со стороны выглядит как черная дыра, адронный коллайдер все же заработал, только почему–то не в Швейцарии, а в Индонезии! И то, что старики, умершие там, у нас, попадают сюда, тоже с напрягом, но представимо, с этим бы я смирился, но вот остальное…

— Это потому, что ты видел и возникающих здесь мертвецов, и оживление их, и исчезновение младенцев, а в остальное можно только верить, вот ты и дергаешься.

— Да, я дергаюсь, особенно когда речь заходит про исчезновение младенцев!