Михаил Попов - Колыбель

— «Вашу»? Свою волю к моей ты присоединять не собираешься?

Дядя Саша, подрагивая, натягивал клетчатые свои шорты, потом взялся за майку, она плохо ползла по телу, комкалась, как происходящая меж партнерами беседа.

Продолжать в том же духе Денис не захотел, даже скорее побоялся. В его сухом, жилистом товарище вдруг стала ощущаться несомненная окончательная твердость — он пойдет на разрыв. Денис ни в малейшей степени не был готов к такому развитию событий. И главное, знать бы, из–за чего. Чем питается плохо скрываемая решимость товарища инженера? Только стыдом корявого приключения в жертвенной яме?

Они двинулись к берегу, не развивая поднятой темы. Миновали четыре или пять разных по размеру хуторков с коровьими загонами. Аборигены спокойно, привычным образом посматривали на них. Некоторые даже кричали дяде Саше: «Дом! Дерево! Ручей!» — показывая на соответствующие предметы.

— Ничего с вашим авторитетом не случилось, — сердито, но, по сути, пытаясь подольститься, заметил Денис.

Им еще хватило времени, чтобы собрать немного веток и сухих пальмовых листьев для костра. Пяток подростков, увязавшихся за ними, принялся им радостно подражать, и скоро на песке высилось до полудюжины горючих куч.

Товарищ инженер возился с зажигалкой, дул в нее, вразумлял тоненькой веточкой. И тут стала наваливаться темнота.

Подростки рванули в чащу. Муравьишкам надо было добраться в муравейник до захода солнца. Кстати, подумал Денис, а ведь местные жители не любители местной ночи. Ему вдруг стало чуть не по себе. А может, они не зря ее опасаются? Не только слепой первобытный страх гонит их под защиту плетеных стен. Это днем на острове нет ни крупных хищников, ни опасных змей. Не ведут ли здешние гады ядовитые ночной образ жизни?

Зажигалка заработала.

По очереди вспыхнули все шесть костров. Ветра почти не было. Только очень длинные мягкие, как размазанные волны воздуха, но и этого хватало, чтобы ласково оторвать от вершины полыхающего костра несколько особенно воспламенившихся лоскутов пальмового листа и медленно взвинтить их над берегом на десяток метров.

— Бесшумный фейерверк, — сказал Денис.

— Это можно рассмотреть с расстояния в пять миль. И даже больше.

— Вы изменились после пьяного дайвинга.

Напарник не отреагировал, и Денис уже принял это как должное.

Они напряженно смотрели в темноту, надеясь, что оттуда тоже мигнет какой–то огонек. Нет, все звезды оставались неподвижными. И хотя заведомо было известно, что созвездия здесь не так расположены, как на домашнем небе, все равно диковатая картина над головой смутно нервировала.

— Пошли домой, — сказал дядя Саша, когда еще костры не полностью прогорели. В тоне его была куда большая решительность, чем обычно. Развесистый натуралист превратился в озабоченного подполковника.

Видел все же! Что? Не скажет. Почему? Непонятно. Ночи он явно не начал опасаться — значит, и напарнику не обязательно.

Денис шел следом за товарищем инженером, медленно впадая в тихую, но глубокую обиду. Они пересекли пояс пальмовых зарослей и приближались к лиственным рощам, окружающим обычно каждый хутор–холм.

Нет, надо же попытаться разговорить старика — может, оторопь эта непонятная стряхнется с него? Денис уже хотел было поделиться своим наблюдением о том, что аборигены не любят здешнюю ночь, если не сказать, побаиваются. Вылезли откуда–то из подсознания эллои и морлоки, и эта литературная ассоциация скомпрометировала реальный страх. Не может настоящая тропическая ночь быть всего лишь…

— Стой! — сказал дядя Саша.

Они стояли у подножия своего холма. Они стояли, и тишина стояла. Обычная ночная тропическая тишина. Во всех направлениях прорезаемая трелями цикад и прочей трескучей нечисти.

Напарник резко втянул воздух и быстрым шагом двинулся вверх по тропинке. Денис невольно дернулся за ним. Один привычный поворот, другой. Опять замер. Денис был так напряжен, что даже не обижался на то, что ему ничего не объясняют.

Дядя Саша поднял палец. Они были на середине пути к «лысине». И Денис услышал. Между привычными насекомыми звуками явно прорезался звук совсем другой породы.

— Слышал? — прошипел напарник.

— Мой! — прошептал Денис.

И они не сговариваясь рванули вперед. Чем ближе они подбегали к своему «дому», тем отчетливее слышался зуммер телефона. Сначала Денис опережал своего напарника за счет длинных ног, но быстро выдохся, и уже на вершину хуторского холма вбежал, вываливая язык, с лопающимися от напряжения легкими. Дядя Саша семенил мелко, но неутомимо и первым проник в хижину.