Михаил Попов - Колыбель

— Значит, война? Я готов. Вам понадобится помощник, я бы мог что–нибудь возглавить. Или рядовым. Хотя бы проводником. Я там был.

— Он вас не съел, — сказал неожиданно очень тихо господин Крейцер, вроде как прикидывая варианты использования Дениса в предстоящей операции.

Нет, понял бывшее его величество, место в гондоле победителя ему пока не обеспечено.

— Что ж, пора переходить к делу.

«Какому еще делу?» — содрогнулся внутренне Денис.

— Вы только представьте все эти немотивированные бунты и войны, обрушения глобальных экономических систем, разруху и голод на огромных территориях, падение нравов, извращения и маньяков, детские самоубийства. Когда я висел над Маврикием, началась какая–то жуткая всеобщая схватка всех со всеми. Американцы бомбардируют Францию, китайцы врываются в Иран, турки вместе с русскими атакуют Германию — надо это прекратить?

— Надо.

— У тамошних умов нет вразумительных или хотя бы приблизительных объяснений тому, что происходит, никто не знает, где эта течь, откуда поступает нравственный яд в душу нашего мира, заставляя праздновать всеобщего Гоббса, все против всех. А мы нашли ее, течь!

— Нашли, — повторял Денис как загипнотизированный.

— Как говорится, закон есть закон. Прочность порядка, установленного мною, порядка, который даст мне возможность искоренить неандертальскую заразу, держится на неукоснительном исполнении данных мною правил. Иначе мой островной народ не пойдет за мной.

— Что это значит? — срывающимся голосом спросил гость.

Господин Крейцер развел руками:

— Кастрация. Значит кастрация! — прокаркала Денису в ухо Параша.

— То есть?!

— Эта девушка вас опознала, и весь остров знает, кто вы и в чем виноваты. Могу ли я вас простить, рискуя своей властью, а значит, и возможностью победить неандертальца?

Денис помотал головой, как бы отгоняя дурное видение:

— Но это было давно, Параша была взрослой женщиной.

— Это не имеет значения.

— Она не сопротивлялась.

— Тем более.

— Что «тем более»?! — вскричал царь царей и с ужасом понял: уже совсем неважно, что он говорит, процесс пошел. На плечи ему опустились сразу несколько тяжелых ладоней. Молчаливые надсмотрщицы были наготове.

На площади перед сдувшимся шаром стал собираться народ.

Прямо сейчас?!

Словно отвечая на его истерический внутренний вскрик, Параша сообщила:

— Правосудие должно быть не только неотвратимым, но и по возможности скорым.

Денис попробовал дернуться, но руки четырех мощных убудок прочно фиксировали его.

А дети–то зачем?

То, что с ним сейчас сделают, — это в назидание потомкам? Но ведь, по сути, они старики.

Прямо перед Денисом стремительно скапливалась толпа подростков и детишек, они были оживленны, непоседливы и вообще довольно отвратительны, как всякие дети, собранные в изрядном количестве.

— Я не мясник, — сказала Параша.

Господина Крейцера было не видно, его немецкое клацанье доносилось из–за спины, а разговорчивая девушка охотно нависала над ухом.

— Я не мясник и не палач. Для этих целей…

Невидимые руки сорвали с Дениса набедренную повязку. Короткий холод стыда, а потом сразу же — жар ужаса. Только теперь он поверил, что до «этого» дойдет.

— …приходится привлекать людей совсем новых, как мне кажется. Тех, кто только что прибыл, дабы палач потом долго трудился на данном поприще, до раннего юношеского возраста. По–моему, это разумно.

Справа в круг предстоящей экзекуции мягко впихнули пару стариков, и Денис, считавший, что его уже ничем поразить невозможно, узнал в одном из них Ивана Степановича. Вот где доводится встретиться с отцом!

Одна из самых мускулистых амазонок господина Крейцера внесла на широком подносе несколько поблескивающих на солнце металлических предметов, они расплывались в залитых солнцем глазах Дениса.

— Не думали же вы, что операция будет проводиться каменным инструментом. Мы все же не варвары.

Но у царя царей вид современного легированного железа вызвал почему–то дополнительный ужас.

— Папа! — крикнул он.

— Не надо, — презрительно перевела Параша, — не старайтесь нас разжалобить. Это дешевая уловка. Откуда здесь взяться вашему папе?

— Оттуда!

Господин Крейцер засмеялся, и Параша попыталась передать его смех своими средствами.

Денис дернулся в неослабевающих лапах и внутренне заорал: «Вон отсюда! Вон!!!»

Иван Степанович неуверенно взял в руки большой, отчаянно острый скальпель. На Дениса обрушилось страшное подозрение, мгновенно ставшее уверенностью, что если «это» сейчас произойдет, то и воскреснуть придется оскопленным.