Михаил Попов - Ларочка

Но чтобы так, рубануть прямо по святому, по самой идее морской пехоты!

Но ей теперь было все равно.

Она пересекла холл в полнейшем оцепенении. Что она скажет Белугину?! Внутри крутилось сразу несколько стремительных мысленных кругов. Иногда они цеплялись друг за друга высекая какие–то нервные искры. Она была в отчаянии, и одновременно с этим твердо знала — вот–вот что–то придумается!

— Лар–рисочка. — Услышала она тихий, почти певучий баритон откуда–то слева. Невысокий, коротко стриженый человек в больших квадратных очках, на губах смутно знакомая улыбка.

— И ты меня тоже не узнаешь. — Он вздохнул, и по вздоху она его узнала.

— Карапет!

Он снял очки и поклонился со всей своей прежней церемонностью.

— Пойдем в кабинет. — Это был не приступ гостеприимства, хотелось поскорее убраться подальше от внимательных глаз секретарши.

Уселись.

— Рассказывай.

— Что рассказывай, — он опять вздохнул, — сама ведь все видишь.

И она увидела. На правой стороне головы у Крапета Карапетовича было большое, поросшее короткими волосами, как и весь остальной череп, углубление. На миг Лариса даже отвлеклась от сильнейшей внутренней судороги.

— Операция. Опухоль. Доброкачественная. — Успокаивающе замахал руками Карапет. Он еще рассказал, что написал книгу. Наверно о врачах, подумала Лариса.

— О докторе Гаазе, был еще давно, тогда тюремный доктор.

— Как же, как же. А у нас какими судьбами?

Оказалось, ищет работу. Может быть, ему помогут в прежнем родном доме, потому что нигде больше не берут.

— Ты бы волосы отрастил подлиннее.

— Что?

— А знаешь что, пошли–ка со мной.

Через приоткрытую дверь было слышно, как Саша вбегает в кабинет к шефу, и выбегает из него.

Лариса с покорно бегущем вслед Карапетом вышли в коридор, проследовали до лифта.

— Куда мы? — Скромно спросил гость.

— Сейчас попадем в «Историю». — Применила Лариса старую–старую шутку, но Карапет не улыбнулся.

Ребров встретил их растеряно. Лариса была его начальницей, а вот ее спутник ему сразу не понравился. Настроение его еще больше ухудшилось, когда он узнал имя этого странного типа.

— Он уже работал у нас, в отделе

— Древнерусской истории. — Услужливо сообщил Карапет.

— И теперь хочет обратно. Не обязательно на прежнюю должность.

— Хотя бы простым лектором. — Опять улыбнулся Карапет. Лариса подумала, что вместе с опухолью у него удалили большую часть самоуверенности, а потом подумала, что нехорошо так думать.

Ребров кивал, кивал.

— А Михаил Михайлович в курсе?

— Если хочешь, спроси у него сам.

Ребров попросил свою секретаршу узнать, каково настроение на десятом этаже. «Рвет и мечет?» Руководитель «Истории» был в сильном затруднении. Он имел по закону полное право на независимую кадровую политику, но бывает ли она вообще где–то независимая политика?

— Карапет Карапетович, идите пока к Галке, попейте чаю, а мы поговорим о деталях.

Он встал, снял очки, посмотрел на благодетельницу долгим, проникновенным, спитакским взглядом. Она ему поощрительно улыбнулась.

— Лектором, Ребров, лектором, он тебя не разорит, тем более что у тебя есть вакансии.

— Вакансии есть, но чтобы лектор был без головы!

— Не говори глупостей, удачная трепанация черепа. Не бросать же хорошего человека на улице.

— Ну, я не знаю.

— Может, ты также не знаешь, как выйти на Останкино?

Ребров захлопал глазами, что за пируэт, что, черт возьми, происходит? Чего она явилась? Чего крутит?! У него были выходы «на телевизор», но «тольки трохи, и тольки для сэбе».

— Не жидись Ребров, не объем.

Он вздохнул.

— Давай, давай, а то я ведь злопамятная. Но ведь и благодарная, ты это знаешь.

Он стал осторожно выспрашивать — для чего ей «телевизор»? Какие именно люди нужны? когда? не скомпрометирует ли эта помощь его самого. Лариса хоть и без предварительного обдумывания отвечала очень здраво, и собеседника не спугнула.

Ребров понимал, что один номерок он ей дать будет должен, никуда он не денется, но как тогда быть с больным армянином, он что, просто угроза? Типа, купи кирпич! Если приоткроет калитку в «Останкино», оперированного лектора может отпихнуть? Спросить об этом прямо, конечно нельзя. Цинизм какой–то. Хотя и очень хочется.

Засовывая бумажку с телефоном в карман брюк, Лариса улыбнулась сбитому с толку руководителю «Истории».

— Я всегда знала, что ты очень хороший человек.

На лице Реброва появилась растерянная улыбка. Так отменяется армянин или нет?!