Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

– Ты уходишь? – спросила она, увидев, как Сергей готовит в дорогу котомку.

– Да. Завтра утром.

– А как же твоя просьба?

– Но ты мне ничего не ответила.

– Однако не сказала нет.

– Как это понимать?! – с надеждой в голосе заволновался Сергей.

– Пойдем, с тобой отец хочет поговорить, – позвала Софья и прошла в дом. Сергей поспешил за ней.

Возможно, сегодня Сергей первый раз вошел в дом к Погорельцевым. Он помнил, что восемь лет назад его нога не переступала порог староверческого жилья. По законам старообрядцев «человек с ветру, неверный» не должен осквернять своим присутствием Благочестивые образа и Святой Дух покоев. Наверно, так и было восемь лет назад. Они с полковником Громовым жили в захожей избе, там же и столовались и ни разу не открыли дверь своих благодетелей: грех! Теперь же по какой-то непонятной причине его призвали к разговору. И не к крыльцу, на чурку, как это было всегда, а под грозные, испытанные верой и временем закоптившиеся иконы.

Кажется, Погорельцевы собрались все: мужчины – за столом, женщины – стоя за их спинами. Сергей вошел за Софьей, перекрестился на образа, встал перед столом, как перед судьями. Фома Лукич, на правах главы семейства, пригласил его присесть на красную лавку – за стол не позвал, – после некоторого молчания начал глаголить:

– Софья нам тут все рассказала. И просьбу твою, и намерения. Знать, за кордон хочешь податься? Что же, дума добрая. Не знаю, правильно то или нет, поступай, как хочешь. А вот только не будет ли нам вреда, если мы тебе золотое место покажем?

– Никому не скажу! – перекрестился Сергей. – Восемь лет никто о вас не знал, и теперь не узнает!

– А коли так, почему же тогда сотоварищей привел за золотой статуей?!

– Ну, тут дело другое. Статуя к вам не относится. Я думал, она под камнем, в земле лежит. Да и к тому же она не ваша… никому не принадлежит.

– А кому же она должна принадлежать?

– Тому, кто найдет ее.

– Вона как ты думаешь! – подал голос дед Лука. – Это как понимать, знать, кто нашел, тот волен, делать с ней то, что хочешь?!

– Да.

– Эх, как ты загнул! Так ты, думаешь, что статуя ничейная?

– А что, есть хозяин?!

– А ты как думаешь?

– Не знаю… – растерялся Сергей, лихорадочно соображая, к чему староверы затеяли этот разговор, и недвусмысленно намекнул: – Вы знаете хозяина?

– А то!

– Может, вы знаете, где сейчас статуя?!

– Может, и знаем… – проговорился дед Лука. – А только чужим людям это знать нельзя!

– Почему?

– Потому, что такие, как ты, ее во зло используют. Люди не для жадности творение делали, а во благо веры! Оный образ духом людским насыщен, как икона Божьей Матери. Многие лета ей преклонялись, а поэтому статуя силу великую имеет! – разволновался дед Лука, привстал с места, поднял палец, привлекая внимание, топнул ногой. – А ты ее… хотел распилить.

– Но ведь я… – пытался объяснить Сергей, но старец прервал его.

– Что бы ты сказал, коли у тебя дома ограбление сделали?

– Мой дом и так разграбили…

– И что ты на енто скажешь?

– Что я могу сказать… была б моя воля…

– Воля твоя!.. Где она, воля твоя? Вишь, какая по России смута? Нигде покоя нет! Брат на брата! Сын на отца! Нет ни святости духа, ни любви к ближнему. Потому и Отечества не будет… а в общем, ни к тому я глагол веду: учить тебя поздно! Только вот, может, придут мысли к тебе праведные, да в назидание потомкам, где ответ держать будешь, помни! У каждого человека есть свои духовные ценности! Не надо на них руку налагать, себе дороже будет. Бог един, Он все видит! Человек видит глазами, а Бог душой! Каждый на этой земле право имеет на свою веру. А почему отбирать ее у человека – грех великий! Потому и сотоварищи твои погибли, от жадности на чужое…

Слушает Сергей староверов, а у самого мороз по коже, будто не дед Лука перед ним, а Сам Всевышний речь ведет. И все слова в точку, будто капля воды на сухой листочек травы. Сорок лет Сергей прожил, много на своем веку повидал, а такого урока никогда не слышал. Да и не услышит, наверное, никогда!

Недолго Погорельцевы объясняли Сергею смысл бытия. Да только, чем меньше скажешь, тем дольше помнить будешь! Принял Сергей урок благоденствия, от которого стыд едва сердце не остановил. Понял он, что нельзя было трогать золотую статую даже в мыслях: не тобой положена, не тобой и взята будет. И в этом был смысл бытия.

А под конец, видимо, сжалились Погорельцевы над ним, решили помочь в горе. Как это они делали всегда, когда человек в тайге просил помощи. После того как кончил дед Лука свои изъяснения, встал Фома Лукич из-за стола, произнес слово: