— Эй, Арон Варгоцкий, — крикнул я. — Обещай мне торжественно, что никуда отсюда не денешься. Очень тебя прошу, сиди как сидел. Летать, надеюсь, ты не умеешь, так что, куда бы ты ни ушел, следы все равно тебя выдадут.
Но Арон Варгоцкий лишь пускал дым в ответ. Только вечером, убедившись, что я все равно не уйду, не дождавшись ответа, он крикнул:
— Ладно, обещаю. Но потому лишь, что все равно не могу с места сдвинуться. Нога у меня к черту сгорела.
— Вот и правильно. Оставайся там, береги себя. А чтоб тебе скучно не было одному, обещаю, что скоро, самое позднее завтра утром, я сюда вернусь.
Я надел лыжи и уже почти пересек поляну, когда меня догнал его голос. Гулким эхом он отдавался в подземных пустотах, по которым бежал ручей, и от него загудел, зазвенел вокруг лес.
— Геза, друг, можно тебя кое о чем попросить?
— Обознался, Арон Варгоцкий, я не Геза. Но все равно говори, что у тебя за просьба.
— Тогда пришли ко мне сюда Гезу Хутиру, если знаешь его. Поговорить мне с ним надо.
— Не думаю, что у него нынче найдется на это время. Но если все-таки встречу, что ему сказать?
Что Арон Варгоцкий срочно хочет с ним повидаться. Пусть поспешит. И пусть захватит с собой кружку теплого молока.
— О’кей. Может, где-нибудь и встречу его. Если не забуду. И все передам.
— А с кем я сейчас говорю?
— Брось, Арон Варгоцкий. Ты же понимаешь, я тебе могу какое угодно имя сказать. Так что это не имеет никакого значения.
Лыжня, что я проложил, пока ездил в Колинду, с каждым днем становилась все глубже, так что в конце концов, стоило мне с приближением вечера стать на нее, она сама собой приводила меня на перевал, в дом, где уже ждала меня, с грустно наморщенным лбом и затуманенным взглядом, Эльвира Спиридон.
Но тем больше была мне рада Кока Мавродин, когда я появился в конторе лесного инспектора. Она показала мне крысиный капкан с мощной, бьющей насмерть пружиной: в ожидании хороших вестей она держала его в ящике стола. Таких капканов, объяснила мне Кока Мавродин, она собирается заказать штук пять-шесть; конечно, размерами куда больше. Потом мы расставим их вокруг того места, где выходит на поверхность ручей, — на случай, если Арон Варгоцкий все-таки оклемается и надумает сбежать.
Но Арон Варгоцкий, как обещал, оставался на месте: снег вокруг пещеры, куда прятался ручей, был нетронутым. Только иногда там пробегал маленький изящный зверек с шерстью цвета опавших листьев — наверняка тот самый, что сожрал ухо Гезы Хутиры. Из пещеры же выходил лишь кудрявый ароматный дым или просто запах смолы, въевшийся в человека, который всю жизнь прожил в лесу.
— Послушай, Арон Варгоцкий, — позвал я его. — Я разговаривал с Гезой Хутирой, он человек занятой, сказал, никак не может прийти, к сожалению. Но я здесь, как видишь, так что довольствуйся этим. Если есть жалобы, может, я сумею помочь.
— Ты мне поможешь, если все же уговоришь его прийти, и как можно скорее. Хочу поговорить с ним с глазу на глаз. А пока не выкроит время, пусть пришлет с тобой кринку теплого молока.
— В облаках витаешь, Арон Варгоцкий. Что это ты с молоком придумал? Тебе известно, что ты не то что молоко — собственную слюну проглотить не способен? У тебя рот полон твердой, сухой слюной. И вообще ты находишься при последнем издыхании.
— Это я-то?
— Кто же еще? Ты очень болен, к сожалению.
— Я? Откуда ты взял? Со мной все в порядке. Вот только землей объелся, теперь бы ее молоком запить.
— Брось, Арон Варгоцкий, не валяй дурака. Можешь поверить, я из верных источников знаю, что у тебя за болезнь. Так что, хотя бы поэтому, очень тебя прошу, оставайся на месте и никуда не высовывайся. В своих собственных интересах.
— Я ведь вроде сказал уже, что двигаться не могу. Куда же я денусь? На правой ноге у меня, или, если лицом ко мне встанешь, слева, обгорело все мясо. Как раз тот чертов кусок, возле колена, который ногу двигал.
— Тогда нам и спорить не о чем. Сиди спокойно. Пару дней потерпишь без молока.
Пока изготавливались капканы, я проводил на поляне все дни, с восхода и до заката. Утром я становился на свою лыжню, и она доставляла меня прямо к Арону Варгоцкому. Иногда мне приходилось, перекрикивая ропот ручья, долго звать его, пока он наконец не изволил принять к сведению, что к нему прибыл посетитель; а в иные дни он, от нетерпения громко дыша, как собака, уже ждал меня возле какой-нибудь щели.
— Ну, рассказывай, — умоляюще просил он. — Что коллега Геза сказал, когда узнал, что я здесь?
Читать дальше