Януш Гловацкий: Из головы

Утренний самолет не выпустили. Я же, благодаря акции генерала Ярузельского и учиненной над польским народом расправы, в одну минуту превратился из никому неизвестного провинциального писателя в настоящую знаменитость.

Консулы Сломка, Копа и Муха на премьеру, правда, не пришли, зато перед театром клубилась туча народу. Журналисты выстраивались ко мне в очередь, а критики в один голос подчеркивали антитоталитарный характер и мрачный кафкианский юмор «Замарашки».

Вот почему восемнадцатого декабря я и шел по длинному, широкому, выстланному ковровой дорожкой, с массой фотографий на стенах коридору, протискиваясь между толпящимися там грибочками, ангелочками, гномами и Санта — Клаусами, чтобы выступить в самом популярном шоу на английском телевидении. К отвороту пиджака из коллекции Барбары Хофф, купленного в «Юниоре» [6] Центральный универмаг молодежной моды в Варшаве на Маршалковской. , я приколол значок «Солидарности». Шел я то замедляя, то ускоряя шаг и страшно стыдился мыслей, которые роились у меня в голове. А мысли были такие: на кой черт я согласился выступать? Вроде бы заплатят в твердой валюте, в фунтах, но не так уж и много, да и славы особо не прибавит. А если я еще скажу, чтó думаю о военном положении, то моя доченька обещанной куклы никогда не дождется. Нет, можно, конечно, перед камерами поклясться, что, мол, не политика меня интересует, а исключительно чистое искусство. Но стыдно же. И как потом смотреть в глаза тому патриоту, что уговаривал меня перегнать через границу грузовик с оружием для «Солидарности». Ведь он как пить дать, даром что агент госбезопасности, публично плюнет мне в лицо. А кстати, кто этим деятелям с телевидения дал мой телефон? Наверняка кто–нибудь из завистников–поляков с целью меня угробить. И еще один деликатный момент: как можно говорить о национальной трагедии с моим жутким акцентом? А если, не дай бог, вдобавок допущу грамматическую ошибку? <���…>

Так, мысленно препираясь сам с собой, я дошел до гримерки, где меня подкрасили, припудрили, прилизали волосы и велели ждать. А в это время знаменитый телеведущий хохотал перед камерами, похлопывая по плечу Пола Маккартни. Оба они были одеты гораздо лучше меня, так что я невольно начал себя утешать: да неважно все это, по одежке встречают… и последние будут первыми. В этот момент меня выпихнули вперед, и я во всем своем блеске предстал перед камерами. Сдается, выглядел я, несмотря на грим, так же, как себя чувствовал, потому что мой вид тут же стер улыбку с лица ведущего. Черты его исказила гримаса боли, а в глазах сверкнули слезы. Он заботливо усадил меня в кресло и какое–то время только покачивал головой, прежде чем заговорил:

— Но не для всех праздник Рождества Христова означает счастье и спокойствие. Сегодня здесь с нами Polishplayright [7] Польский драматург ( англ .). Джанус Гловаки, все мы знаем, что произошло несколько дней назад на его несчастной родине. Расскажи, Джанус, что ты об этом думаешь.

И я скорбным голосом произнес несколько фраз об опустившейся над Польшей ночи, изо всех сил пытаясь не путать настоящее время с прошедшим и she с he. Ведущий пару минут сочувственно помолчал, а когда очнулся от задумчивости, крепко, по–мужски, пожал мою руку, пожелав не терять отваги, что мне как раз не грозило — отвагой в моем случае и не пахло. После чего он, опять просияв лицом, выкрикнул:

— А сейчас новогодние предложения от Джанни Версаче!

Я хотел остаться и посмотреть, но кто–то сзади потянул меня за пиджак, кто–то другой подтолкнул в направлении кассы. Мне выплатили двести пятьдесят фунтов и быстренько сплавили. Я было собрался поехать на Портобелло–роуд за покупками, но тут увидел шагающую посреди мостовой довольно многочисленную демонстрацию своих соотечественников, над чьими головами раскачивалось на кукольной виселице чучело генерала Ярузельского в натуральную величину, а также под барабанный бой вливающихся в ее ряды анархистов, на которых если что всегда можно рассчитывать. Ну и я тоже влился.

Перед польским консульством нас уже ждал большой отряд английской полиции. Мы выстроились напротив здания, выкрикивая соответствующие моменту речевки до тех пор, пока не отдернулись шторы на окнах и в них не показались искаженные злобой лица моих несостоявшихся зрителей: консулов Копы, Сломки и Мухи, а следом и глазок кинокамеры. В ответ обладатели польских паспортов, жалуясь на холод, немедленно начали акцию по поднятию воротников и нахлобучиванию шапок по самые брови. «Боятся», — подумал я с презрением и тут заметил, что у меня самого уже поднят воротник и шапка надвинута чуть не на глаза.