Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

С милицией еще можно уладить, замять этот скандал, скульптор был пьян, а вот с телевидением…

Весь день Лапин был занят этим неприятным делом, а вечером после программы «Время» они с женой увидели на экране телевизора разгромленную мастерскую и собственного полупьяного сына, пробурчавшего что-то нечленораздельное комментатору. Показали и бомжа в женской, с оборками, кофте. Скульптор потерпел убыток более чем на 10 000 рублей.

— Ну вот, — мрачно подытожил Михаил Федорович, — теперь весь город узнал, что представляет из себя сын Лапина — секретаря райкома.

— Ты только о себе и думаешь… — всхлипнула Людмила.

— Сколько у нас на сберкнижке денег?

— Придется продать мою каракулевую шубку…

— Он не только нас опозорил, но и разорил, — жестко проговорил Михаил Федорович. — Не бомж же будет рассчитываться со скульптором?

— Лапа! Ну почему он такой уродился? — зарыдала жена. — Такой милый смышленый мальчик рос… Когда все это началось? Как мы просмотрели?

— Мы много чего, Мила, просмотрели в этой жизни… — думая о другом, сказал Михаил Федорович. Он не сердился на жену, чувствовал и себя виноватым в том, что единственный сын стал таким.

Месяц спустя, в жаркий июньский день Алексей Прыгунов стоял с Никитой Лапиным на оживленном перроне Московского вокзала. Поток пассажиров обтекал их, слышались предупреждающие крики грузчиков, толкающих впереди себя тележки с чемоданами, сумками. Под металлическими сводами мелькали ласточки, чирикали на путях воробьи, гул людских голосов плыл над толпами пассажиров. Бесшумно трогались с места электровозы, вскоре их место у перрона занимали другие составы с чередой зеленых вагонов. Алексей и Никита стояли возле красного, с фирменными занавесками на окнах экспресса «Аврора». На покатой крыше одного из вагонов что-то делали двое ремонтников. Звякали гаечные ключи. Никита в зеленой брезентовой куртке с капюшоном и мятых, похожих на солдатские брюках. Обьемистый рюкзак он уже отнес в вагон, взгромоздил его на верхнюю сетчатую полку. Темно-русый чуб спускался на лоб, серые глаза были немного грустными. Алексей выше его, плечистее, под мышкой у него тонкая синяя полиэтиленовая папка с надписью золотом на английском языке. Коротко подстриженные каштановые волосы не закрывают загорелого широкого лба. Прыгунов в светлом серебристом костюме и синей рубашке без галстука. На скуле белеет небольшой шрам.

— Завидую я тебе, — заговорил Алексей. — Три месяца в Крыму, каждый день будешь видеть дельфинов, купаться с ними…

— И все-таки я не пойму, Алексей, чего ты возишься со мной? — проговорил Никита, елозя подошвой крепкого спортивного ботинка по перрону — Вытащил меня из милиции, уговорил скульптора, чтобы он забрал свое заявление назад… Какой тебе прок от всего этого? Небось, мамочка насела? И папашка?

— Не в этом дело, Никита, — помолчав, ответил Алексей. — Я просто верю, что ты хороший парень, что тебе необходимо сменить обстановку, набраться новых впечатлений. Ты ведь не законченный кретин. А эта страсть к куреву… Если ты захочешь, то избавишься от нее. А ты захочешь! В это я тоже верю. Сколько же можно оглушать себя? Вот, собственно, и все.

— Спасибо, — Никита протянул вялую руку. В глазах у него что-то мелькнуло. — А если я тебя подведу? Ну, потянет… не выдержу?

— Захочешь — выдержишь, а не захочешь… Да нет, Никита, я не могу поверить, что ты, умный парень, предпочтешь жизни долгую мучительную смерть. Дико это, противоестественно. В какое время живем-то, а? Это раньше пьяницы ссылались на брежневщину, мол, вся страна загнила сверху донизу и жить и работать противно, вот, дескать, и хлещем водку, чтобы забыться и не видеть весь этот кошмар… Ну а сейчас-то? Что ни день, то что-либо новое, неожиданное. Стыдно честному нормальному человеку в такое время прятать голову в песок, как страус. Или под крыло?

— В белый… песок! — горько усмехнулся Никита. — Кокаин — дорогая штука!

— Все сам прекрасно понимаешь.

— Неинтересно мне все, что сейчас творится… — раздумчиво сказал Никита — У людей вылезла наружу вся дрянь, что раньше скрывали внутри себя. В стране кризис, товаров в магазинах нет, а все жадно делают бабки! Любыми путями, вплоть до убийства… А мне на деньги наплевать! И на карьеру — тоже. Теперь никто не знает, что такое общечеловеческие ценности. Какой-то мир деляг!

— Мне все это тоже не по нутру, — признался Прыгунов.

— А твой друг из дельфинария… не будет за мной следить? — помолчав, спросил Никита. — Я этого не люблю.