Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Александр Вертинский… Когда-то его стихи-песни звучали в Европе и Азии.

— Поэт Печального Образа… — задумчиво проговорила Алиса.

— Хорошо сказано, — заметил Николай.

— Читая дореволюционных поэтов, я пришла к мысли, что раньше писали о том, что чувствовали, а сейчас пишут то, что надо, — продолжала она.

— Не все, — возразил Николай. — Возьми хотя бы Есенина, Рубцова…

— Дай мне журнал, я почитаю, — протянула тонкую руку девушка. Взяла и, больше ни слова не говоря, поднялась к себе наверх.

Михаил Федорович стоял у зеркального квадратного окна своего кабинета и смотрел на улицу: напротив здания райкома партии толпились люди с плакатами и лозунгами. На некоторых можно было прочесть: «Освободите старинный дворец для музея!», «Почему вы, партработники, захватили лучшие дворцы в городе?».

Один плакат даже позабавил Лапина. Его держали двое молодых людей в мешковатых брюках и одинаковых безрукавках: «Мир хижинам — война дворцам!». Ишь как повернули лозунг времен Октябрьской революции! И против кого повернули?..

В стране происходило нечто такое, что не укладывалось в голове Лапина, да и его коллеги пребывали в полной растерянности. Семьдесят лет партийно-командная машина катилась по хорошо смазанным рельсам — имеется в виду партаппарат — а с 1986 года ее залихорадило, повело в разные стороны, а сейчас вообще незыблемая махина сошла с рельсов.

Понятно, гласность, демократия, но кто мог догадываться, что в народе накопилось столько ненависти к партии? Партаппаратчика прокатывают на всех выборах, в открытую критикуют самое высокое руководство. Партия стремительно утрачивает свои исконные руководящие права, вроде бы теперь должна сосредоточить все свое внимание на идеологии, но и здесь ее авторитет пал. Почти полностью вышли из-под контроля средства массовой информации. В газетах, по телевидению все, кому не лень, критикуют даже первого секретаря обкома КПСС, не говоря уж о других. Творческие союзы тоже ни во что не ставят партию. Идет полный развал на всех участках. И этот хаос нарастает, ширится. Некоторые партработники всерьез подумывают, как бы уйти на другую работу, нащупывают ходы-выходы, но и тут им ранее послушные коллективы дают от ворот поворот! Два работника обкома КПСС не были выбраны даже на невысокие руководящие должности в издательстве и советском учреждении. Куда же «бедному христьянину» податься?

Некоторые высокие партработники стали ездить не на черных «Волгах», а на серых и белых… И вот пришли к окнам райкома партии и требуют, чтобы освободили дворец. Это что-то неслыханное!

Лапин снова уселся за письменный стол, бросил взгляд на столик с разноцветными телефонами: кому позвонить? В обком? Там ничего вразумительного не посоветуют, мол, думай сам… А что придумать? Освободить дворец? И потом: отдай им дворец, тут же загадят, а райком имеет возможность исторические памятники архитектуры поддерживать в приличном состоянии — и реставраторов всегда можно привлечь, и лучших фасадчиков, ремонтников. В Ленинграде, если и выглядят празднично дворцы и особняки, так как раз те, которые занимают райкомы, райисполкомы. Ему, Лапину, все равно, в каком здании работать, лишь бы зарплату прежнюю платили. Сокращения пока его не коснулись, вроде бы первых секретарей еще не сокращают… Но куда пойти работать? Прежняя специальность безвозвратно утеряна, два десятка лет побыв на руководящей комсомольско-партийной работе, трудно менять профиль. Ведь не он, Лапин, придумал всю эту партийную систему, он, как дисциплинированный коммунист, шел туда, куда его направляла партия… То же самое было и с другими.

Михаил Федорович снял было черную трубку вертушки, но снова положил. Если уж быть до конца честным перед самим собой, то и комсомольская работа и партийная ему нравились. Приятно было чувствовать себя значительным лицом, решать, как бы в последней инстанции, все вопросы по своему кусту или району. Приятно было ездить на черной «Волге», видеть, как тебя встречают на предприятиях и в подчиненных организациях. А народ?.. Народ он, в основном, видел лишь с высокой трибуны: сотни, тысячи лиц, мужских и женских. После его выступлений всегда хлопали. И пример массам подавали партийные работники, сидевшие в зале. Они точно знали, когда нужно аплодировать. И народ, масса, послушно вторила им. А что у них написано было при этом на лицах, он не всматривался, да это и не нужно было. Он произносил речь, подготовленную помощниками, ему аплодировали, он садился в «Волгу» и уезжал к себе в райком или обком.