— В этом точно есть яд, — сказала Алиса. Мураши обходят его стороной… Видишь?
Его склоненная голова совсем рядом, Николай чисто выбрит, от него пахнет хорошим одеколоном, а Геннадий и Коляндрик бреются раз в неделю после бани.
— Не надоело тебе на мурашей смотреть?
— Думаешь, на тебя приятнее смотреть, да? — взглянула она ему в глаза. Он выдержал ее взгляд, улыбка тронула его красиво очерченные губы. Когда Николай разговаривал с ней таким тоном, ей не нравилось. Не так уж много и пробыл педагогом, а в его ровном голосе нет-нет, да и появляются назидательные, учительские нотки. Наверное, и сам не замечает?
Уланов знал за собой такой грех, но маленькая глазастая Алиса очень уж напоминала ему учениц-старшеклассниц, а с ними иным тоном и разговаривать нельзя, мигом спровоцируют на какую-нибудь вольность, а потом сами же за спиной будут зубоскалить…
— Когда ты поедешь в Ленинград? — спросила она.
— Хочешь со мной?
— Я даже не знаю, чего я хочу, — сказала она.
— На «травку» потянуло? — спокойно поинтересовался Николай. Соскучилась по подвальным дружкам?
Ее голубые глаза потемнели, так всегда случалось, когда она сердилась, левая черная бровь изогнулась.
— Я тебе не обязана, господин учитель, отдавать отчет, — отчеканила Алиса — Я — вольная птица: куда захочу, туда и полечу.
— Лети, — пожал он широкими плечами. Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и синих брюках, на ногах — кроссовки. Геннадий и Чебуран одевались по-рабочему, а Николай и тут держал фасон. Правда, когда вместе с ними сколачивал кроличьи клетки, надевал старенькую куртку и зеленые брюки. А в солнечный день работал обнаженным до пояса.
Алиса смотрела на этого высокого сильного парня и пыталась подавить поднимающееся раздражение: вроде бы умный, а таких простых вещей не понимает… Уже несколько ночей она подолгу лежала на своей узкой койке наверху и ждала, что он придет, когда заснут Геннадий и Коляндрик, а те засыпали в десять-одиннадцать. Даже наверху был слышен их могучий храп. Но Николай не приходил. Один лишь раз она слышала, как он подошел к лестнице, даже ступил на скрипучую ступеньку, постоял несколько минут и вышел на двор. Наверное, подышать свежим воздухом. Втроем в одной комнате душно спать, а тут еще Геннадий привез из Новгорода три десятка инкубаторских желтых цыплят. Весь день они тоненько пищали в огромной прутяной корзине, умолкали, как по команде, когда гасили вечером свет. Алиса варила вкрутую яйца, мелко нарезала их и кормила цыплят. Банку с водой они все время опрокидывали. Просила, чтобы Гена сделал им загородку во дворе, пусть бы на солнце росли, но тот сказал, что еще прохладно, могут простудиться и околеть. Хорошо еще поросенка поселил в маленьком хлеву, который специально для него сделал. Поросенка звали Борей. Этот визжал и хрюкал, как оглашенный. И аппетит у него был дай бог: в мгновение ока съедал все из большой алюминиевой миски и задирал вверх розовый пятачок, требуя еще. Кроликов из райпо, с которым Геннадий заключил договор, обещали подвезти со дня на день. Скоро тут будет настоящий зоопарк!
Алиса без особенных мучений отвыкала от наркотиков, скорее всего, она по-настоящему и не привыкала к ним, ей было все равно, что курить или пить, лишь бы заполнить поселившуюся в ней после ленинаканской трагедии сосущую пустоту и боль. Два раза она с Коляндриком пила брагу на чердаке, но ее тут же вырвало. Желтоватая приторная жидкость с резким запахом дрожжей была отвратительной.
Николай однажды вечером открыл бутылку коньяка, втроем ее и выпили. Гена равнодушно смотрел на них и только посмеивался. Этот «завязал» намертво. А Чебуран — он быстро запьянел — разговорился, стал рассказывать, как он работал в Чернобыле и, чтобы дали водки, лез с приятелем под радиацию — тем, кто получал большие рентгены, выдавали дополнительно водку, якобы помогает от заражения… Алиса и не знала, врет он или говорит правду. Потом Геннадий подтвердил, что такое было. Коляндрика послали в Чернобыль от военкомата на два месяца. Он там много денег заработал, а приехав в Новгород, все пропил. Потом ему еще четыреста рублей прислали по почте, эти он ухитрился пропить за трое суток. Чебуран не гнушался и дорогим одеколоном или духами.
— Я с тобой поеду в Ленинград, — сказала Алиса, поднимаясь с чурбака. — Ваш телевизор показывает лишь вторую программу… Я, наверное, скоро выучу язык для глухонемых! Сто лет в кинотеатре не была.
Читать дальше