Пока Алиса все вспоминала и не очень связно излагала вслух, Турок пристально смотрел на нее прозрачными водянистыми глазами и кривил губы в недоброй усмешке. Алиса так и не поняла, почему она должна была скрывать от следователя свои редкие мимолетные встречи с Туркиным? Кстати, в этом не было, на ее взгляд, никакого криминала. Но рэкетир, наверное, думал иначе… Когда следователь с кем-то коротко переговорил по телефону, он сквозь сжатые губы процедил:
— Я тебе этого не забуду, хитрая, подлая лиса! А точнее, сука!
— Гражданин Туркин, зачем вы так? — строго посмотрел на него вежливый следователь.
— Ладно, кончайте эту бодягу… — огрызнулся преступник.
И позже, когда встретилась с Рублевой, та укоряла ее, что она «заложила» Турка. Ему почему-то нужно было скрыть, что он знаком с Алисой. И Галина толком так ничего и не объяснила. Наверное, и сама не знала.
А вот что произошло в середине февраля. Алиса в десятом часу после лекции вышла из университета и направилась к троллейбусной остановке на набережной Невы. Наросшие ледяные торосы громоздились у самых парапетов, Дворцовый мост содрогался и гудел от проходящего через него транспорта, Ростральные колонны на стрелке Васильевского острова багрово светились. В свете уличных фонарей искрились редкие снежинки. Они покалывали щеки: здесь, на набережной, свободно гулял завывающий ветер. Посередине Невы чернела полоска воды. По-видимому, ледокол прорубил во льду дорожку для буксиров.
Если бы она была повнимательнее, то заметила бы, что как только вышла из парадной, пересекла проезжую часть, направляясь к остановке, от тротуара оторвались синие «Жигули» с проржавевшим передним бампером и одним дворником на стекле. За рулем сидел молодой чернобородый мужчина в коричневой дубленке и замшевой шапке, опушенной золотистым мехом, на заднем сидении у самой дверцы расположился другой мужчина, в синем пуховике со стоячим воротником и ондатровой шапке, надвинутой на брови.
«Жигули» притормозили неподалеку от остановки, на которой топтались на холодном ветру несколько легко одетых в модные куртки молодых людей, скорее всего, студентов. Один был в летней плащевой короткой куртке и лыжной шапочке. Плечи приподняты, руки в карманах, подпрыгивает, как кузнечик, в своих кроссовках. К ленинградской погоде трудно привыкнуть: утром встаешь — на улице лужи, к обеду — гололед и снег валит.
— Рыжая Лисица, салют! — высунулся из-под приоткрытой дверцы Лева Смальский — Садись, подвезу. Чего на ветру мерзнуть?
Алиса заколебалась. Лева ей никогда не нравился, этакий липкий хлюст с бархатными влажными глазами и длинными сальными волосами. Хотя он и модно одевался, но восторга у девушек на углу Невского и улицы Рубинштейна не вызывал. Даже в самые тяжелые минуты «кумарита» Алиса не согласилась поехать с Левой к нему на «хату», где всего «навалом», как он выразился. Длинная Лошадь, которая не раз у него бывала, подтверждала, что Прыщ живет как падишах! Не квартира, а антикварный магазин. И «видик» у него самый лучший, и телевизор «Панасоник» последней марки, и видеофильмов сотни две.
— Спасибо, Лева, но я лучше на троллейбусе, — отказалась Алиса, зная, что тот опять начнет предлагать ей все «радости земные».
— Ты тут троллейбуса еще час будешь ждать, сама знаешь, как они теперь ходят… — уговаривал Лева.
Она двинулась было дальше по обледенелому тротуару, но Смальский остановил вопросом:
— Я слышал, всю вашу теплую компашку загребли? Только ты и Никита сухими выскочили? Говорят, ты их всех заложила?
— Ты дурак, Лева, — подавляя раздражение, сказала Алиса. — Я и Никита уже полгода как ушли из этой «компашки». И ты это отлично знаешь.
«Жигуль» полз рядом с ней. Изнутри слышалась негромкая музыка.
— Привет тебе от Бори Турка… — с непонятной ухмылкой произнес Прыщ.
— Пошел ты со своим Турком… — не очень-то вежливо вырвалось у Алисы. Она не успела закончить, как стремительно распахнулась вторая дверца, оттуда высунулась длинная рука без перчатки и мгновенно втащила ее в машину. Алиса и крикнуть не успела. Хлопнула дверца, взвыл мотор, «Жигули» несколько раз занесло на обледенелом асфальте, и помчались мимо Ростральных колонн по набережной к Петропавловской крепости.
— Отпусти, сволочь, — вырывалась Алиса, но мрачноватый здоровенный детина крепко обхватил ее за плечи и прижал к себе, в нос ударил запах хорошего одеколона и сигарет. Сбоку увидела синюю бритую щеку и холодный серый глаз, внимательно ощупывающий дорогу.
Читать дальше