Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— На что ты намекаешь, ублюдок? — метнула на него злой взгляд Алла. — Да у меня отбою нет от разных жлобов…

— Именно жлобов, — не уступал Ушастик, — а приличные мужчины тебя стороной обходят…

— Где они, приличные мужчины? — фыркнула Лошадь — Я что-то их не вижу.

Алисе вдруг стало скучно, она бросила взгляд на молчаливо сидевшего Никиту и подавила зевок Что нового она услышит от них? Подобные перепалки были у них и раньше. Утешать Павлика и Аллу было бы глупо, да они и не нуждаются в этом. Наказание они получили не такое уж и строгое. Не в тюрьму идут на отсидку, а в лечебницу для наркоманов. Может, и отучат их потреблять наркотики. Павлик по натуре мямля, всегда смотрел в рот Никите, а вот Ляхова — эта может и не поддаться. После десятилетки она поступила в медучилище, закончила его, поработала с полгода в больнице и попалась на хищении наркотиков, за что ее оттуда с треском и вышибли. С тех пор она и ведет такой образ жизни. И палец о палец не ударила, чтобы изменить его. Алке главное, чтобы были мужики, было выпить и закусить, а за наркотики — оказывается, она к ним пристрастилась еще в училище, — готова вообще на все. Алла единственная из них по-настоящему кололась. Если всех их иногда мучали сомнения, особенно в часы «кумарита», то есть наркотического похмелья, то Длинную Лошадь — никогда. Ей нравилась такая жизнь, даже хвасталась, что счет мужиков, с которыми она переспала, перевалил за вторую сотню. Когда ей напоминали про СПИД, отмахивалась, мол, через пять-десять лет, как утверждают ученые, половина земного шара будет заражена СПИ-ом, так стоит ли думать об этом? Рано или поздно все равно умирать, а отчего — это не имеет значения. В рай она уже не попадет, а в аду не спрашивают индульгенцию об отпущении грехов…

— Я узнавал, — заговорил Павлик, — нас больше полугода в профилактории не продержат, а два года условно… Это ерунда, главное, что в тюрягу не упекли! Я этого больше всего боялся…

— В тюрьме бы тебя, Ушастик, рецидивисты-гомосексуалисты быстро опетушили…

— Опетушили? — непонимающе наморщил белый лоб Никита — Как это?

— Ну, сделали бы педерастом, святая ты простота, — усмехнулась Алла.

— Ты-то, конечно, нигде не пропадешь! — бросил не нее презрительный взгляд Павлик.

— Отдохну хоть от всех вас… — Ляхова взглянула на Лапина. — Ну а ты, попик, что нам на прощанье скажешь? Может, воскресную проповедь прочтешь? Мол, Бог терпел и нам велел.

— Никита будет за нас молиться, — кисло усмехнулся Павлик, почесав скомканным корабликом свой толстый розовый нос.

— Я пришел с вами попрощаться, — мягко заметил Никита. — Грешили-то все вместе… Чего уж там! И на мне есть вина.

— Ты уже отмолил свои грехи, — вставил Павлик, — А я… — он бросил взгляд на Аллу, — а мы… Этот профилакторий, я слышал, тоже не рай. Охраняют, и все такое.

— Ты меня в свою компанию не записывай, — бросила хмурый взгляд на него Лошадь. — Я на свою жизнь не жалуюсь. И там, в «санатории», не пропаду. Думаете, там лечат? Да наплевать всем на нас! За деньги и в лечебнице все что угодно можно достать. И выпивку, и травку. О морфине я уже не говорю, он есть в любом лечебном заведении.

— Проповеди я вам читать не буду, — сказал Никита — Каждый ищет дорогу к Богу сам… Я вот нашел, а почему вы не сможете?

— Все дороги ведут в ад, — хихикнул Павлик.

— Верующие ищут своего Бога, а неверующие — Сатану, — прибавила Алла. — К тебе, Никитка, Сатана еще не являлся? Не искушал тебя? Как этого…

— Святого Антония, — подсказал Лапин, — Сатана многих искушал и искушает. В этом смысл его существования. И улавливает он души слабых, безвольных, не укрепленных в святой вере. А и как укрепиться в вере, если люди в храмы до последнего времени не ходили? Не ведают, что такое церковный обряд?

— Попы читают псалтырь, машут кадилом… — перебил Павлик.

— Вот так думают и другие, — Никита заговорил горячее, убежденнее — Вы слышали про умнейшего богослова Павла Флоренского? Он натерпелся от советской власти за веру… Вот что говорил в своих лекциях Флоренский: «В церкви есть много таинственного, непостижимого, загадочного… Религия есть прежде всего страх Божий, и кто хочет проникнуть в святилище религии, тот да научится страшиться… Культ страшен, потому что благодаря ему человек открывает дверь в нездешний мир. Культ — средство связи миров здешнего и тамошнего, временного и вечного, тленного и нетленного…»— Никита обвел их заблестевшими глазами. — А вы тут похихикиваете, шуточки отпускаете! Я вас, правда, не виню: откуда нам было знать тайны церковных обрядов, если мы с младых ногтей храмы стороной обходили! Да и мало было действующих церквей-то. У нас сознательно украли религию, хотели навсегда отлучить от Бога, но он не отвернулся от нас, грешных, обманутых, развращенных неверием, потому что не мы в этом были виноваты…