— Я думал…
— Я за ней по побегу, — оборвал Николай. — Ты бы побежал за своей Леной?
— Моя… не убежит, — ухмыльнулся Гена. — Уволилась с трикотажки. Будет тут жить, помогать нам, а девочку осенью в городе отдадим в детсад. Она уже с начальством договорилась.
— Рад за вас, — сказал Николай.
— С Алиской-то ей было полегче и веселее..
— Я не знаю, что на нее нашло, — признался Николай, — Странная она… Наверное, все это после гибели родителей. Надо было мне помягче с ней, я иногда срывался…
— Бабам тоже во всем волю давать нельзя, — убежденно заметил Гена.
— Вот и сама вырвалась на волю, — проводив взглядом вылетевшую из гнезда ласточку, проговорил Николай.
— Это ты правильно, что не сорвался за ней, — продолжал брат — Одумается — сама вернется.
— Одумается? — усмехнулся Николай.
— Городской девчонке, конечно, скучновато в деревне… — Гена посмотрел на брата. — Я думаю, она не нашла тут дела себе по душе. Каждый день бегала к муравейнику… Ленка как-то сразу вписалась в нашу жизнь, а твоя Акулинка тыкалась туда-сюда, а настоящего дела так и не нашла себе. Принцесса!
— Дело не в этом, — уронил Николай.
— Думаешь, к дружкам-наркоманам потянуло? Ты же сам рассказывал, был у нее какой-то Никита? Ну, что в попы подался.
— Не к другому она ушла, Гена, — с тоской в голосе произнес Николай, — Это было бы понятно… Она ушла, потому что мы… точнее, я ее не услышал. Оказался глухим, как пень. Она — тонкая натура — разговаривала с деревьями, животными, даже с рыбами…
— И ты веришь в эту чепуху?
— Они ее слышали, а я — нет! Не достучалась, дружище, она до меня. Слишком был занят своей работой, самим собой… А Алисе этого мало. И дело тут не в деревне или городе — дело в ней и во мне. Мои запросы к женщине оказались проще, примитивнее, чем ее — к мужчине.
— Слишком мудрено…
— У тебя с Леной все в порядке? — глянул на него Николай.
— Вроде бы… Она у меня без комплексов и с муравьями не разговаривает.
— Значит, тебе повезло…
— Живем, как все… сказал брат. — Я ее не обижаю.
— Что там у тебя со сцеплением? — спросил Николай.
— Зашился я с этой развалиной… Продать бы надо. Да кто купит не на ходу?
— Пошли, вместе посмотрим, — поднялся с дивана Николай. — Мне тоже нужно продуть карбюратор. Без машины мы здесь, как без рук.
— Уж скорее, как без ног… — сказал брат.
Выходя из комнатки, Николай забылся и с треском приложился лбом к притолоке.
— Чертов Коляндрик! — проворчал он, — Под свой рост и дверь рубил!
— Приложи какую-нибудь железяку, — посоветовал брат, — Не то будешь ходить с рогом!
— С рогами, — невесело усмехнулся Николай.
— Алло, алло! — спрашивал такой знакомый голос в трубке. — Кто это? Алиса, моя дорогая девочка, это ты?!
Нет, не могла Алиса и на этот раз взять и повесить трубку. В голосе Лидии Владимировны столько участия, нежности.
— Здравствуйте, Лидия Владимировна, — внезапно севшим голосом произнесла она, стоя на улице Чайковского в будке телефона-автомата.
— Что случилось, Алиса? — обрадованно заговорила старушка, — Ладно, ваши дела с Колей, но я-то тут при чем, дорогая? Уж мне-то могла бы сказать…
— Что говорить-то, Лидия Владимировна? — сказала Алиса. — Я жива, здорова… С прошлым покончено.
— Учишься? Или работаешь?
— Работаю…
— Где? Наверное, живешь в общежитии? Алисочка, у меня два билета на последний гастрольный спектакль МХАТа. Не хочешь придти ко мне, давай встретимся у входа в театр, в семь часов.
— А как… Николай? — помолчав, спросила Алиса.
— О тебе ни слова… А так, как всегда: неделю в городе — месяц в деревне.
— С кроликами у них все в порядке?
— С кроликами? — удивилась Лидия Владимировна. — Ах да, кролики… Он мне ничего про них не говорил. Да, у тебя ведь тут кое-какие вещи остались…
— Лидия Владимировна, не говорите Коле, что я звонила, — попросила Алиса.
— Даже привета ему не передать? — вздохнула старушка.
— До свидания, Лидия Владимировна…
— Ты мне ничего больше не скажешь? — ахнула старушка. — А как же театр? Это же МХАТ, Лисочка!
— Я еще как-нибудь позвоню, — пробормотала Алиса и повесила трубку. Еще какое-то время стояла в будке, бездумно глядя на прохожих. День был пасмурный, моросил мелкий дождик. Разноцветные зонтики плыли, покачиваясь, над головами людей. К осени приток приезжих заметно уменьшился, в магазинах можно было с утра даже вареную колбасу купить, а сыр с прилавков безвозвратно пропал. Белые рыхлые глыбки брынзы не заменяли его, и покупатели ворчали на продавцов, срывая на них свое законное негодование.
Читать дальше