Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

И тут он поймал себя на мысли, что ведь он не очень-то и задумывался: любит его Алиса или нет? Достаточно было, что он ее любит. А все ее отговорки в смысле замужества как-то и не принимал всерьез, считая обычной женской блажью. Алиса толковала что-то про свою интуицию, про какие-то голоса, которые только она одна слышит. Про вещие сны. Часто поминала Бога; даже уговаривала съездить в действующую церковь. Он подтрунивал над ней, не мог же он всерьез согласиться, что она слышит, как плачет береза или разговаривают рыбы и муравьи?.

Вспомнилось, как на рыбалке Алиса попросила его отпустить килограммового леща, которого он подцепил на вечерней зорьке. Лещ лег на бок на темной, будто глянцевой воде и золотым блином дал подтащить себя к лодке, а тут его Николай и подцепил подсачеком. Черные печальные глаза рыбины тяжело ворочались в глазницах, он лениво шевелил черным хвостом и вытягивал желтый рот в трубочку. Крючок сам выскочил у него изо рта в лодке. Радостно-возбужденный Николай — не каждый день попадаются на удочку такие лещи! — с удовольствием смотрел на редкую добычу и уже предвкушал, как похвастается перед братом и Коляндриком.

— Коля, отпусти его, — попросила Алиса, не спуская взгляда с рыбины.

— Что? — удивился он — В кои веков…

— Он очень страдает… Я слышу.

— Спроси лучше его, где жируют его приятели, — рассмеялся он — Я бы еще с удовольствием парочку таких лаптей вытащил!

— Ты можешь для меня это сделать? — настаивала она.

Он перевел взгляд с красавца леща на нее, овальное чернобровое лицо Алисы было странным: большие голубые глаза потемнели, маленький нос, наоборот, побледнел, губы дрожали. Золотистая прядь волос спустилась на лоб как раз посередине.

— Давай договоримся: ты со своей пойманной рыбой делай, что хочешь, а мою не тронь! — грубовато сказал он. Любой рыболов понял бы его. Поймать такого леща и ни за что ни про что взять и отпустить его? Из-за какой-то бабьей блажи!

— Ему больно, Коля, он хочет на волю, понимаешь ты или нет? — почти выкрикнула Алиса. — Я слышу…

— Не понимаю, — отрезал он и тут совершил еще одну глупость: в негодовании взял и наступил ногой в резиновом сапоге на треугольную голову леща.

— Какой ты жестокий! — вырвалось у нее.

— Это рыбалка, а не цирк… — огрызнулся он. — Зачем тогда у тебя удочка? Может, и червяки на крючке кричат: «Больно!». Чего же ты ловишь рыбу?

— Я многих рыбок отпускаю.

— Это твое дело, а я на рыбалке ловлю рыбу!

Алиса недолго умолкла на носу лодки, на поплавок она не смотрела. Не смотрела и на Николая. Лещи больше не клевали, да и рыбалка вдруг утратила для него интерес. Вытащив якорь, он направил лодку к берегу.

— Зря ты его не выпустил, — вылезая из лодки, сказала Алиса.

— Ты посмотри, какой красавец! — попытался он сгладить свою резкость и потряс поднятым за черный хвост лещом.

— Был красавец, — сказала она. — А сейчас он — труп.

И голос у нее был тусклый, без всякого выражения, а глаза — грустные-грустные. Скоро он позабыл об этом, но вот сейчас, сидя в маленькой чердачной комнате, все отчетливо вспомнил: слова, грустный взгляд, тягостное молчание. Может, здесь собака зарыта? Почему он не послушался ее? Плевать ему на лещей, щук, окуней? Вся радость рыбалки — это когда почувствуешь рывок и тяжесть на конце лески и ведешь к лодке добычу… Он не отпустил леща не потому, что было жалко, просто показалось это глупым. Алиса иногда и раньше просила, и он без сожаления выбрасывал за борт окуней, подлещиков, плотву. Ему даже нравилось, что она такая добрая.

Послышался скрип деревянной лестницы, дверь распахнулась, и показался Геннадий. Серая рубашка в масляных пятнах — брат возился со своим «Запорожцем», сцепление стало заедать, из нагрудного кармашка торчала отвертка. Присев на стул с прямой спинкой, он негромко кашлянул и произнес:

— Совсем развалилась моя колымага! Ручник не держит, тормоза вообще ни к черту.

Николай промолчал. Он смотрел в окно, видел черные корявые ветви старого вяза и кусочек синего неба. Ласточки то и дело сигали в гнездо, таская корм птенцам. Иногда они отдыхали на проводах. По дороге прокатила к озеру на велосипеде соседка с двумя пустыми ведрами. Железный грохот вскоре умолк вдали. Снова тоненько жужжала муха в паутине.

— В Питер поедешь? — спросил брат. Полез было в карман брюк за сигаретами, но, видно, вспомнив, что Николай не любит дыма, раздумал закуривать.

— Недели через две, — ответил Николай.