Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

Любовь, любовь. Океан любви, море любви, пруд или высыхающая лужица на асфальте? Всегда где–то маячит берег, и остаётся лишь неутолённая жажда чего–то необыкновенного, когда взбираешься на него. Иногда берег крут, и тебя утягивает бушующая пучина. В конце концов, она выплюнет тебя, до конца не переваренного, но сломанного, уставшего и разочарованного. А ты снова выдумаешь голубую мечту и будешь стремиться к ней, убеждая себя в её осуществимости.

У меня была мечта — встретиться с душой космоса. Мечты теперь нет, значит я уже не человек. Я уже не человек, и нет больше света, нет тьмы, нет бесконечного неба под ногами и нет древних дубов в сказочном лесу, нет всего, что мы делали, нет тех, кто стали ближе к нам, чем мы сами, нет жизни, нет радости, нет развития. Есть только старый чешуйчатый дракон, настолько старый, что не помнит, жив он или умер миллиарды лет назад. Дракон тяжело встаёт, выпрямляет затёкшие крылья и растворяется в тумане неизвестности. Долго ещё слышатся размеренные хлопки, но потом и они затухают вместе со всеми чувствами в душе. Ничего не было. Ничего нет.

Сергей был человеком спокойным, одарённым и рассеянным. Он писал стихи и рассказы (его даже печатали в каком–то журнале) и работал дизайнером в небольшом издательстве. Жена его спала со всеми направо и налево: Сергей делал вид, что не замечает, хотя тайно страдал. Он часто думал о чём–то своём и отвечал со второго–третьего раза, когда к нему обращались. Однажды друзья уговорили его показаться хорошему психотерапевту, и оказалось, что у Сергея куча неразрешённых проблем, но, в целом, он вполне здоров. Сергей был довольно общительным и даже весёлым в компании, но временами уходил в парк и сидел там часами, глядя на воду. Рассказы и стихи он писал по ночам. Благодаря своему спокойствию и уравновешенности, Сергей никому не мешал — на работе его любили. Жена жалела его и иногда спала с мужем, хотя не испытывала при этом оргазма. Но время шло, и, в конце концов, они развелись. Тогда–то Сергея и начали посещать странные мысли. Он подумал, что если бы жил в деревне 12‑го века, и еле живой гонец принёс бы весть, что монголо–татары в получасе пути от поселения, то, дабы не обретать своих сограждан на жестокую смерть от рук проклятых захватчиков, сам бы поубивал их всех, тихо и безболезненно. Эта мысль не давала ему покоя, и он даже написал оду «О жестокости и зле во имя добра».

Однажды в офисе случился пожар. В коридоре было столько дыма, что высунуться никто не решился. Две машинистки, секретарша и Алексей — друг и начальник Сергея — заложили щель под дверью мокрой тряпкой, раскрыли все окна и стали ждать помощи извне. Про Сергея все забыли, а он сидел себе за компьютером и оформлял обложку для рекламного проспекта. Окружающее его мало волновало. Потом он почувствовал бурление в животе, поднялся и шагнул в коридор. Алексей что–то дико заорал и захлопнул за ним дверь. Сергей закашлялся и понял что надо действовать. Справа на стене висел пожарный щит. Он разбил стекло, достал топорик и отправился в кабинет спасать своих коллег от страшной смерти, которая бывает при отравлении угарными газами.

Самый тополиный город в мире улетает с пухом куда–то в сторону. Уже не чувствуется тверди под ногами, и всё пространство вокруг сделалось каким–то зыбким и расплавленным. Воздух разряжен, и я вот–вот окажусь в тишине межзвёздных пустот один. И вот из колеблющейся прозрачности вокруг материализуется ангел и предлагает сделку. Он возвращает меня назад на Землю, а я выщипываю ему больные перья и избавляю от паразитов. Я не хочу ни на что соглашаться, но ангел грустный и вызывает жалость. Приходится брызгать «Дихлофосом».

Я снова стою перед серым домом, и овальное сплющенное солнце слабо проглядывает сквозь тридцатипятиградусную жару. Пытаюсь вспомнить, где я нахожусь, но не могу. Или в Волгограде, или в Москве. Пытаюсь понять, какой сейчас год, но не помню. Люди все скрюченные и жрут кислое мороженое из фиолетовых вафельных стаканчиков. Они в чёрных очках и удивительно похожи друг на друга, как инопланетяне. Я спрашиваю сигарету, а в ответ вылетает проклятие вместе с чёрным клубом дыма из выхлопной трубы. Мотор дико ревёт и уносит скрюченного инопланетянина в атомный подземный завод. Оттуда выглядывает костлявая затхлая радиация, улыбается и прячется обратно. Непонятно, зачем я здесь очутился. Есть одно желание, и, кажется, начинаю понимать, какое. Но в этом задушенном разлагающемся городе нет ни капли воды. Воду выпила зарвавшаяся цивилизация недоразвитых существ, питающихся падалью. Эти существа взяли ровный, блестящий и пахнущий чистотой шарик от бильярда, вываляли его в грязи, насверлили в нём дырок и катают по вселенскому столу сучковатой дубиной глупости. А вокруг вертятся с бешеной скоростью кровожадные лузы, стремящиеся проглотить лакомый кусочек.