Ты не выделяешь отдельные компоненты этого враждебного мира. Это как Медуза Горгона, как святая Троица — каждая его часть, каждая змея, в то же время является самим им и неотделима от него. Этот мир преследует тебя даже дома. Утром смотришь в раковину — и там уже сидят! И на стенах сидят! И изо всех щелей смотрят, высовываются и лезут рыжие усатые евреи! Ты давишь их с хрустом, а они только ещё больше размножаются от этого и усмехаются над тобой. Этот мир проникает во всю твою жизнь, грызёт тебя, как чёрный доберман. Он говорит тебе: не сопротивляйся, я всё равно сильнее! И я скоро тебя съем, съем, съем! Ам–ам! И самое страшное в нём — цифры. Не цифры примеров в старых тетрадках, а цифры времени. Фосфорические цифры на огромном циферблате под потолком. Оскалившаяся девятка говорит: только потуши свет, я соскочу со стены, светящаяся и жаждущая крови, и вопьюсь в твою белую шею. Чёрные цифры на электронных часах. Они растекаются, как ртуть, а потом соединяются в чёрного бесёнка, который садится у тебя в изголовье и равномерно отсчитывает секунды твоей жизни, растворяющейся в этом страшном мире: тик–так, тик–так. Цифры в телевизоре. Стоит на мгновение задремать, как появляется синее табло, и по нему мчится со скоростью света неудержимая белая стрелка. А знаете, что скрывается за этим табло?
И ещё одна часть этого мира страшна невыносимо — цвета. Ты видишь чёрного человека на улице, кричишь, зажмуриваешь глаза, и человек, вроде бы, исчезает, но постепенно ты начинаешь понимать, что это была не галлюцинация. Ты знаешь, что человек не может быть чёрным, но реальность настолько не сочетается с твоим внутренним миром, что тебя разрывает на две половины. Они становятся друг напротив друга и начинают глазеть друг на друга, как в зеркало. А с разорванного бока стекает склизкая кровь у обоих. Кровь чернеет и запекается в лужицу, и тогда потолок начинает двигаться вниз. Он бетонным прессом подавляет разорванное существо и опускается всё ниже. И когда до виска остаётся несколько миллиметров, половины опять собираются в тебя, и ты бежишь.
Но есть то, что происходит каждый день, и к чему привыкаешь. Привыкаешь, но не перестаёшь бояться. Землетрясение! Сначала слышишь, как начинает плескаться вода в унитазе. Потом тихий звук: дзынь–дзынь. Это колотится донышко чашки о блюдце. Сама чашка внезапно подскакивает и срывается с полки. Она носится за тобой по всей квартире, норовя закупорить собой твои нос и рот, чтобы удушить, и визжит нечеловеческим голосом. Ты уворачиваешься, но, в конце концов, чувствуешь ледяной фарфор на своём теле. И вдруг понимаешь, что через две минуты умрёшь. Серая Вечность — пышногрудая сволочь с зелёными когтями — примет тебя в свои металлические объятья. У неё подмышкой её собственная отрубленная голова, завёрнутая в полотенце: она прячет её, чтобы не спугнуть таких, как ты. А ты прижмёшься к обезглавленному телу, будешь считать её своей матерью и думать что быть с ней — это и есть счастье, что вот оно — спасение от бесконечных земных ужасов. И не увидишь вселенскую жестокость зрачков и чёрную ухмылку аллигатора под полотенцем…
Отправляемся в полёт на «Порше». Мимо — сначала пешеходы в чешуйчатых плащах, потом природа, довольно мокрая от внутренних переживаний. Потихоньку подъезжаем к хвосту, зная, что за ним ничего нет. Здесь намечена встреча с душой космоса. Она брахман и нирвана одновременно. Ещё вчера я спал и был спящим, но сегодня я дышу и вижу. Вижу бедную девочку, богатую, но довольно несчастную. Она без комплексов, но со слезами. Слёзы — вода, но их не смоет душ никогда. Она курит, но даже не знает, насколько мила и непосредственна. Вижу: щенок с лицом человека, и это тоже ужасно. У него растёт козлиная бородка и невыносимый весёлый имидж. Иногда он со страхом выглядывает из–за него и тут же по–страусиному прячется обратно. Вижу: мудрый и загрубевший. Он считает, что всё давно знает, но всё время ищет чего–то, и эти поиски не дают ему покоя. Он, в конце концов, найдёт, и это будет абсолютно не то, что он думал, но именно то, что всегда знал и чего боялся. Он тоже хороший, и хочется кинуться ему на шею и поцеловать. Но встреча уже близится. На Земле есть только один город, и это город–дракон. Он пыхтит миллионами механических испражнений и глухо рыкает на невидимых хоббитов. Город–дракон расправляет свой хвост, дым всё сильнее из пасти его. В жёлтом сузившимся зрачке опыт времени, в теле огромная сила, а под ним — охраняемые, но недоступные драгоценности Вселенной. Милый, ты вырос и жил среди звёзд! Неужели и ты не спасёшь никого? В самом, самом кончике хвоста мы сидим и договариваемся о судьбе. Двигатель остыл, и передо мной златокудрый юноша–пастух. Щека его нервно дёргается, а глупая улыбка не сходит с тонких губ. Неужели ему предстоит усмирять хитрого дракона?
Читать дальше