Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

— Дождь начался, — сказала Алла.

Впервые я увидел её на диване у своего знакомого. Она лежала, полузакрыв глаза, и читала стихи:

Ходят синие люди между красных людей…

Теперь Алла лежала на моём диване.

До меня дедушка прожил шестьдесят два года. Что я, в сущности, знал о нём?..

— Включи музыку, — сказала Алла. — Меня нервирует тишина.

Мы приезжали каждое лето. Дедушка разводил кроликов. Поливал огород… Что ещё?.. Телевизор смотрел…

Теперь умер.

В ту минуту, когда умирал дедушка, я целовал Аллу. ”Милый, — шептала она, — а скоро мы понесем заявление в ЗАГС?». Ей очень хотелось замуж. Вместо этого она попала под машину.

Вот так. Хочешь одно — получаешь другое.

За окном лил дождь.

С иконы печально смотрел Иисус Христос. Вечерело. Бесчисленные мошки летели на свет лампы.

— Он так ждал тебя, — вздыхала бабушка. — А ты не приехал.

Наутро я прошёлся по городу. Мало что изменилось. Рядом с роддомом, где я родился, построили больницу, где умер дедушка.

Пустили экскурсионный автобус.

Экскурсовод говорил:

— В нашем городе останавливался Николай Васильевич Гоголь. А теперь посмотрите направо…

Все смотрели направо.

Кладбищенский забор местами лежал на земле. На дешёвеньком надгробии была та же фотография, что и на кухне в рамке. Неужели здесь зарыт мой дедушка?..

По дорожке несли гроб. Женщину в чёрном поддерживали под руки.

— Кто умер в этом году — не умрёт в следующем, — подмигнул мне пьяненький мужчина, замыкающий похоронную процессию.

В автобусе на спинке сиденья было нацарапано: ”Так ли мы живём?..»

Слева от меня сидел экскурсовод.

— А зачем Гоголь здесь останавливался? — спросил я у него.

— Бричка у него сломалась, — ответил экскурсовод.

За автобусом тянулся шлейф пыли. Лаяла собака.

Стоял обшарпанный неизвестный солдат у вечного огня, который погас…

Мы въехали на центральную площадь.

Большой щит пестрел от красных цифр. С трех огромных портретов сам на себя важно смотрел Брежнев. Садилось солнце. Вспоминалась Алла.

— Мне пора, — сказала она, не трогаясь с места.

— Иди, раз пора, — пожал я плечами.

Она ушла, хлопнув дверью.

И где теперь Алла, моя первая любовь?.. Где экскурсовод, говоривший про Гоголя?.. И где Гоголь, говоривший: «Скучно на этом свете, господа»… Где неизвестный солдат?.. И известный ленинец — Лёня Брежнев?.. Где мои дедушка с бабушкой?.. И где Иисус Христос, сказавший: «Господи, спаси»?.. Где они все, интересно мне знать?..

И где я сам?.. Такой умный… красивый… неповторимый…

Утром мы все завтракаем. Потом пьём чай. С чаем мне всегда не везёт. Только я хочу сделать глоток из чашки, как кто–то, ну скажем — лейтенант Прищепа, говорит:

— У вас в чаю головастик плавает.

Смотрю. И точно — головастик.

Но это ещё куда ни шло. Можно вытащить и допить.

Бывает и похуже.

Например, на следующий день. Садимся снова чай пить. Я специально сам всем разливаю. И заварку. И кипяток. Чтоб избежать неприятных эксцессов.

Только сяду. Только чашку к губам поднесу. Опять кто–то, ну к примеру — моя любимая, говорит:

— У тебя в чае опарыш плавает.

Гляжу. Точно — опарыш.

Все пьют дальше, хоть бы что. А домработница Клава отодвигает свою чашку и заявляет:

— Подобные вещи оскорбляют мой эстетический вкус.

Встаёт из–за стола и уходит. Демонстративно.

— Вот гадина, — говорит ей вслед генерал Степанов. — Будь моя воля, она бы у меня на помойке вместе с крысами питалась.

— Так точно! — козыряет лейтенант Прищепа.

А внебрачный ребёнок Петя вопит во всё горло:

— Фуфло-о!

Ему недавно исполнился год. И ничего другого, к счастью, он вопить пока не умеет.

Генерал Степанов не всегда был генералом Степановым. Вначале он был лейтенантом Степановым. Потом его непосредственного начальника, капитана Иванова, расстреляли чекисты. И лейтенант Степанов стал капитаном Степановым. Потом его непосредственного начальника, майора Петрова, расстреляли чекисты. И капитан Степанов стал майором Степановым. Потом его непосредственного начальника, полковника Сидорова, расстреляли чекисты. И майор Степанов стал полковником Степановым. Затем началась война. Полковник Степанов пошёл на фронт и потерял под Курском ногу. Вместо ноги ему дали «генерала».