Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

— Есть контакт! — завопил прапорщик.

Магнитофон, спрятанный за занавеской и соединённый шнуром с «музыкальной шкатулкой», придавлено вскрикнул бесполым голосом:

Сон и смерть!

А может быть — одно и то же?!

Спящие и мёртвые похожи!

Не волнуют их земные страсти!

Их не тянет ни к деньгам, ни к власти!

И оборвалось…

Раскачивалась под ветром входная дверь. Шумела листва. Пели птицы. В помещении тира пахло порохом и кровью. Три десятка ни в чём не повинных жестяных зверюшек: зайцев, оленей, лисичек и прочих наших братьев меньших — безжизненно висели вниз головами. — Призовая игра! — торжественно произнёс Фёдор Михайлович и сделал приглашающий жест в сторону занавески.

Послышался звон стаканов. Призовая игра началась.

Передо мной возникло рассерженное лицо Маши. Щёки её горели.

— Мальчик, не хочешь прогуляться по парку? — громко, чтобы услышал прапорщик, предложила она.

Дождь перестал. Маша взяла меня под руку. Мы пошли. До этого я ещё ни с кем подобным образом не ходил.

— Осторожно, милый, — шепнула она, когда я чуть было не влетел в лужу.

Мы остановились.

— Замёрз, бедняжка, — ласково потрепала она меня по волосам.

Меня и вправду всего трясло… Почему мы остановились?.. Неужели она сейчас начнёт меня целовать?.. В груди всё сладко замирало. Мысли путались.

Маша неожиданно спросила:

— Какое твоё самое заветное желание?

— Я хочу стать великим поэтом!.. Как Пушкин!

— Во–от как, — протянула она. — Ты что, стихи сочиняешь?

— Да, сочиняю.

— А о чём?

— Настоящий поэт пишет только о себе, — произнёс я вычитанные в какой–то книге слова. — Он свою личную боль делает общественной болью.

— Во–от как, — снова протянула Маша. — Ну почитай чего–нибудь.

Я прочёл ей одно из стихотворений Исикавы Такубоку. А что? Прекрасное не может быть чьим–то личным достоянием. Оно принадлежит всем. А значит, и мне.

Я прочёл:

Словно где–то

Тонко плачет

Цикада…

Так грустно

У меня на душе.

И замолчал. Маша тоже молчала. В молчании мы прошли несколько шагов.

— Ну? — с недоумением глянула она на меня.

— Что — ну? — не понял я.

— А дальше?

— Всё.

— Как — всё?.. — Она округлила глаза. — Это что — стихи, что ли? Да я таких миллион могу сочинить. Нескладуха какая–то.

— Дура! — сказал я.

— Сам ты дурак!

Мы вернулись к тиру. На крыльце нас поджидал прапорщик. Форма на нём сидела уже не столь безукоризненно, как раньше. Фуражка и вовсе съехала на бок.

Я сделал несколько строевых шагов и, козырнув, доложил:

— Товарищ прапорщик! За время вашего отсутствия происшествий не случилось!

— Воль–но! — молодцевато скомандовал он.

— Ты что, напился? — спросила его Маша, хотя и так всё было понятно.

— Спокойно, Маша, — глупо ухмыльнулся прапорщик. — Я Дубровский!

— Ты же обещал, что не будешь пить! — голос её звенел.

— А сама–то где шлялась?! — перешёл в наступление прапорщик.

Маша несколько поутихла.

— Да вон, — кивнула на меня, — стихи свои читал.

— Что ещё за стихи?.. Ну–ка, прочти, — приказал он мне.

— Пожалуйста. — Я с чувством продекламировал:

Голые бабы по небу летят!

В баню попал реактивный снаряд!

— Сильно, — похвалил меня прапорщик.

В дверях тира появился Фёдор Михайлович.

— Товарищ Достоевский, — пожал ему руку прапорщик. — Двоечник, — пожал он мне руку, сказав назидательно: — Учись хорошо, парень. России нужны грамотные солдаты.

И они ушли.

Фёдор Михайлович сплюнул и задумчиво произнес:

— Две загадки будут постоянно волновать человечество: звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас.

В дверь звонили. Зудова проснулась. Смотрела на луну в окне, размышляла: открывать?.. не открывать?..

Открыла.

На пороге стояла Елена Юрьевна — соседка по лестничной площадке. Одинокая старуха.

— С наступающим Новым годом, — сказала она. — Голова что–то болит. У вас таблетки не найдётся?

Разбирались в блестящих упаковках.

— Мне, право, неловко, — с любопытством осматривалась гостья. — О, у вас и бразильский кофе есть.

Пришлось предложить.

Пили кофе. Разговаривали.

— Мы не разбудим вашего мужа? — беспокоилась соседка.

— Не разбудим.

— Вы знаете, у вас очень вежливый муж.

— Б ыл очень вежливый. — Зудова помешивала ложечкой. — Он умер.