Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

Незаметно для себя Полина уснула. Ей приснились тишина и одиночество. «Особенно хорошо, — продолжала думать Полина уже во сне, — что снятся и тишина, и одиночество. Одновременно». Затем она долго блуждала по запутанному лабиринту своих мыслей, пока, наконец, не вышла на самый верх Эйфелевой башни. Внизу расстилался ночной Париж с миллионами огней.

— Идёмте к морю, — предлагал утром Руднев.

И они шли к морю. Смотрели на волнорезы, о которые бились волны; на белоснежный корабль, уходящий за горизонт. Полине захотелось в мгновение ока перенестись на этот корабль и плыть–плыть–плыть куда–нибудь далеко–далеко, в Венесуэлу или Бразилию.

Потом они гуляли по городу. Оказывается, это был вовсе не Новгород и уж тем более не Смоленск. А Феодосия… Напротив дома–музея Грина располагалась какая–то забегаловка. И, конечно же, называлась «Ассоль».

Их жизнь стала походить на бесконечный праздник. Целыми днями они бродили по тенистым улочкам, сидели в кафе, часами смотрели на изменчивое море. А вечерами, в номере отеля, занимались любовью.

Но это не могло продолжаться вечно. С каждым днём Полина чувствовала себя всё более опустошённой. Однажды она подошла к зеркалу и попыталась увидеть свою душу. У неё ничего не получилось. «Надо уезжать», — подумала Полина. Ей стало легко и хорошо от этой мысли. Она засмеялась. Руднев тоже засмеялся. Просто так, за компанию.

— Всё слишком продолжительное бывает не очень приятно, — доверительно сообщила ему Полина.

— Да, — ответил он и поцеловал её. Полина укусила его за верхнюю губу.

— Ай! — вскрикнул Руднев. — Ты чего?!

— Ничего, — сказала она. — Разве тебя это не возбуждает?

— Честно говоря, нет, — поморщился он.

— Знаешь, мне стали снится вещие сны, — сказала Полина. — А после, уже наяву, происходит то, что я видела во сне.

— И что из этого следует? — спросил Руднев.

— Сегодня мне приснилось, что мы с тобой расстались.

Руднев долго молчал. Затем произнёс слегка осипшим голосом:

— Ты не можешь вот так взять и уйти.

— Могу, — просто сказала Полина. — Я всё могу. — И она направилась к двери.

— Ты уверена, что поступаешь правильно? — крикнул ей вслед Руднев.

Полина ничего не ответила. Она открыла дверь и ушла. Навсегда исчезнув для Руднева в этом огромном мире.

Сразу оговоримся — это отнюдь не детская страшилка. Хотя речь пойдёт о детях. Вернее, об одном мальчике по имени Вася. Было ему пятнадцать лет. Жил он с родителями на четвёртом этаже. А этажом выше — на пятом — жила знойная блондинка тридцати лет. Васин отец называл её Муму. Почему Муму? Потому что в рассказе Тургенева главного героя, который утопил собачку, звали — Герасим. А знойную блондинку с пятого этажа звали — Раиса Герасимовна. Васе не нравилось прозвище, данное отцом. Ему нравилась Раиса Герасимовна. Да и она была к Василию неравнодушна. Когда они случайно сталкивались на лестнице, Раиса Герасимовна всегда ему улыбалась.

И вот как–то раз, вечером, раздался звонок в дверь. Вася открыл. На пороге стояла Раиса Герасимовна. Слегка пьяная.

— Васенька, — попросила она, — проводи меня, пожалуйста, домой. А то тут такая темень.

И действительно — на лестнице было темным–темно.

Вася, как был — в тапочках, пошёл Раису Герасимовну провожать. Идёт, а сам думает: дверь–то в квартиру открыта осталась, а вдруг воры заберутся и из прихожей всю одежду унесут; а родители и не услышат, они ж телевизор смотрят.

Поднялись Вася и Раиса Герасимовна на пятый этаж. Вася так робко спрашивает:

— Ну я пойду, Раиса Герасимовна?

— А зайдём ко мне, — приглашает та.

Зашли. И Раиса Герасимовна прямиком Васю в спальню повела. И там, с возгласом «А-ап!», упала спиной на кровать. И ноги широко раскинула. А между ног у неё… БРИТАЯ ПИЗДА. Вася никогда в жизни бритых пизд не видел. Точнее сказать, он вообще ещё н икаких п изд не видел.

И вот Вася, не мигая, глядит на пизду. А пизда, тоже не мигая, глядит на Васю.

— Хочешь её потрогать? — спрашивает Раиса Герасимовна.

Васю прямо в жар бросило от этих слов, а голове всё те же дурацкие мысли крутятся: дверь–то в квартиру он не закрыл — вдруг воры заберутся; а родители не услышат, они ж телевизор смотрят…

— Потрогай, Васенька, — поглаживает Раиса Герасимовна свой бритый лобок. — Она не кусается.

Вася в смятении повернулся и бе–жать! Выскочил на тёмную лестницу и по ступенькам скатился.

…Прошло сорок лет.