Всеволод Фабричный - Самоед

Дуглас! Мой двухлетний друг! Я не льщу себе: семнадцатилетний иммигрант, я был нужен ему частично для самоутверждения. Приятно удивлять людей своей силой, умом и сноровкой — особенно когда человек умеет достаточно правдоподобно удивляться… Тем не меннее — когда я вспоминаю о нем — что–то похожее на добрую ностальгию слегка щипает меня за грудь.

У него было удивительное самомнение. Он говорил мне:

— Три с половиной часа? Ха! Мы разгрузим этот трейлер за сорок минут! Я умею работать быстро! Гаранирую тебе, что через сорок минут, нет — даже через пол–часа все будет сделано»

Трейлер разгружался за пять часов.

В баре, за четвертой кружкой пива Дуглас друг наклонялся ко мне и презрительно шептал:

Погляди на этого мудака! И это называется играть в биллиард! Сейчас я уничтожу его и он купит мне Гиннесс. Смотри!

«Мудак» соглашался на спор. Оказывалось, что они знали друг–друга. Вместе работали на автозаправке. Дугласу не удавалось забить ни один шар. Позорно проиграв, он садился за наш столик, красный как пещеристое тело и злобно бормотал:

— Задроченная сволочь…

Когда «сволочь» подходил к нам и довольно агрессивно напоминал Дугласу, что тот должен ему кружку пива, тихое негодование моего друга доходило до точки кипения.

Шотландец, родившийся в Канаде — он лелеял свои национальные корни и гордился ими до неприличия. Горе было тому, кто смел допустить мысль, что, случись мировая война — Шотландия не стала бы победительницей. Дуглас рассказывал мне о мощи, крастоте и прелестях Эдинбурга, Глазго и Абердина. По его словам — он знал Шотландию как свои пять пальцев и бывал там тысячи раз. Волынки, домовые, единороги… Дуглас был ходячей энциклопедией всего шотландского. Я не спорил.

Однако же в процессе какого–то незначительного разговора он проговорился мне, что ни разу не летал на самолете. Зная, что в гневе, Дуглас может быть опаснее уранового изотопа — я не рискнул спросить: каким же образом он все эти годы наведывался в Шотладнию Пароходом? Как необычно! Не дорого ли это? И не врет ли он насчет виденных собственными глазами домовых?

Начальники побаивались Истинного Шотландца — их пугала его неумеренная фамильярность и самоуверенность. Он часто пропускал работу. Иногда ходил через день. На складе такое поведение неприемлемо. Однако он каким–то образом избегал «серьезных разговоров» насчет своей посещаемости и живописных казней в Главном Офисе, когда рабочий человечишка испепеляется своими буграми. Снижается до уровня мокрицы и крысиного помета.

Нахальность Дугласа не являлась единственным фактором ведущим к относительной свободе. Он выезжал на своем диабете. Если что: диабет обострялся. Мы часто устраивали незаконные перекуры. Я делал это незаметно — таился и озирался на узком бетонном мосту, который смыкал наш склад с мебельной фабрикой. Шотландец спокойно покуривал. На возможную разъяренную тираду начальника у него всегда была состряпана история, что ему стало дурно из–за его диабета и он вышел на волю — скушать необходимую шоколадку и подышать относительно свежим воздухом.

Несколько раз ему и вправду бывало плохо… Он мог впасть в конфуз, начать топтаться на месте словно тощий йети, бормотать чепуху, ронять зажигалку, поднимать ее, ронять снова и так много раз — пока я не клал ее ему в карман.

Дуглас был вспыльчив, но очень быстро отходил от своих бурь и циклонов. Его пугающий внешний вид, двухметровый рост, грубость и нигилизм не всегда могли скрыть еще и других, важных черт его характера: доброты, щедрости и нежелания становиться взрослым.

Его почему–то волновали мои скромные обеды, которые я приносил с собой на склад. Он заставлял меня есть дополнительные бутерброды. Отказываться было практически бесполезно.

В барах всегда платил он и порой спускал половину своей зарплаты на нашу текилу, пиво и коктейли. Со своей стороны — я угощал его сладким, теплым вермутом на охраняемой автостоянке. Проходящие люди сердито взирали на наш небольшой Сад Земных Наслаждений Босха.

Канада — не Россия. Здесь не приветствуется публичное распитие.

Дуглас знал, что я могу легко впасть в паранойю и нарочито громко вещал:

— Ну и что? Ну приедет полиция? Что я им скажу? А вот что! Я скажу: «Сэр, простите нас за это безобразие. Такого больше не повториться. Мы сейчас же уйдем отсюда» А если он начнет возникать — я возьму вот эту пустую бутылку и разобью на хуй его ебаную полицейскую башку!!!