Всеволод Фабричный - Самоед

Дмитрий — (протягивая руку) — Здорово! Ну че: не отпиздили тебя вчера гопы?

Сева — (пожимая руку) Да нет, я ж те говорю: когда я бухой — мне никто ничего не сделает… Ну было там на остановке человек пять… Ну и че? Они на меня даже не смотрели… А ты че тут делаешь?

Дмитрий — Да я к корешу приехал. У него надо гитару забрать. Он тут близко к Детскому Миру живет.

Сева — Слушай, а че вчера тот мужик в подъезд вышел? Это сосед твой?

Дмитрий — Да. Мы ж с тобой бухие были, блядь… Ты орать начал, бутылку портвейна о ступеньки разбил. Он и вышел. Он кстати нормальный мужик. Это он просто так — посмотреть че там такое…. (смеется) А хули ты вчера муху съел? Там ведь в подъезде насрал кто–то. Она наверное на говне сидела….

Сева (сконфуженно припоминая что–то) Ну и че? Мне по хую. Я ее все равно портвейном запил — а он все микробы убьет. (протягивает Дмитрию бутылку).

Дмитрий — (посмотрев секунду на бутылку — делает средних размеров глоток, морщится)

— Слышь, а вчера Зайцу гопы руку вилкой проткнули. Они, блядь, с путяги шли, а он возле детского сада с какой–то бабой затарился. А у него по жизни виски выбриты…Они ему и проткнули… (делает резкое колющее движение в воздухе).

В отдел живого корма заходит женщина лет сорока пяти. Под глазами у нее громадные, немного блестящие мешки. Дмитрий неохотно отходит от прилавка. Женщина просит сто пятьдесят граммов мотыля и сто трубочника. Ее красноватые, напухшие пальцы с кольцом и маникюром умело раскрывают молнию на сумочке. Сева неловко черпает ковшиком из слабо шевелящегося пласта червей на подносе. Внушительный по размерам комок мотыля мягко падает на пол. Дмитрий издает смех похожий на выдувание мокроты из горла. Женщина уходит.

Сева — (делая быстрый глоток из бутылки) — А ты че вчера вечером делал?

Дмитрий — Да мы в парке возле Колбасного с панками тусовались. Две бабы еще с нами было. Лет по четырнадцать. Пиво пили. Вот только жаль мне, что момент мы пропустили, когда они ссать пошли. Как мы это пропустили?…

Сева с деланно–грубым, маргинальным смехом слабо бьет Дмитрия в живот, отчего тот моментально звереет и, вытянув руку, хватает его за горло.

Сева — Да отъебись… Ну че ты… Ну ничего… Еще увидишь…А свинка твоя че — до сих пор не прошла? Я вчера забыл спросить…

Дмитрий — (быстро успокаиваясь) Да нет… До сих пор шея напухшая. Ночью опять температура была… Еще неделю в путягу не пойду…(думает о чем–то секунды две) Ну ладно… Я пошел…

Сева — (с заметным разочарованием) Ну давай… Смотри осторожно… Сегодня — двадцатое апреля. День Рождения Гитлера. Скинов будет полно….А ты с булавками этими…

Дмитрий — Да ниче… Я у кореша их сниму… Ну давай. (жмет Севе руку, уходит, через минуту возвращается, просит две сигареты, получает их и снова уходит).

Дрожащими руками в перчатках, Сева апатично рыхлит мотыль на подносе…. Размышляет о чем то, улыбается и шевелит губами. Морщит лоб… Минутное забвение обрывается приходом трех покупателей.

Здравствуй, Тая. Здравствуй рабочая девушка с прекрасными глазами!

Ты говорила мне, что у тебя плохая циркуляция крови и поэтому иногда ты видишь несуществующие искры. Видишь: я все запоминаю и потом проигрываю в памяти! Каждое твое слово, каждый твой взгляд. Я вспоминаю как пахнут твои волосы, как ты ела принесенные из дома макароны около стены той котельной. Ты согласилась пить со мной ту вонючую бурду и даже не спросила из чего она сделана, а ведь я мог бы подсунуть тебе какой–нибудь яд… Я помню как, в конце нашего перерыва ты неловко повернулась, вставая с земли, и твое лицо исказилось болью и какой–то…. отрешенной усталостью…(прости меня за мой помпезный, романтический слог — я не современен) Ты говорила, что у тебя иногда болит сердце и даже отдает в левую руку… Я думаю, что это от работы твоей проклятой…А возможно что и от первитина, или амфетаминов… Ты же вроде бы говорила, что год не употребляла… Значит опять… Видишь: я не могу советовать тебе перестать колоть, нюхать и так далее… Я не имею на это никакого права потому что сам затерялся в свое лабиринте и чувствую что мне не выбраться. Гепатит уже есть… Что еще ждать? Цирроза? Визжать дома на кровати с раздутым животом, блевать после каждого приема пищи и срать кровью? Такого конца я не хочу, но к сожалению не могу ничего сделать, чтобы предотвратить его. Нет физической и душевной мотивации переоценить свои ценности, перестроить жизнь. Как я могу это сделать? Я работаю в бане… Выдаю номерки. Меня окружает стопроцентная сволочь, инстинктивные питекантропы, но с другой стороны — все эти «нормальные люди», нормальные друзья, которые бы помогли мне, вывели бы меня на правильный путь… даже мысль об их возможном существовании в моей жизни вызывает у меня позыв на низ…